Зимний путь

– Часами взаперти наедине с мужчиной, – заявил ей как-то Тони в один из тех дней, когда был особенно невыносим. Виктория обиженно ответила, что сеньор Адриа настоящий джентльмен, и не сочла нужным упомянуть, что по необъяснимой причине он время от времени засматривается на ее ягодицы, поскольку была уверена, что сеньор Адриа так же далек от людских страстишек, как ангел во плоти, и боготворила его за это. Узнай Тони про эти взгляды, он, без сомнения, взбесился бы и отправился к сеньору Адриа выяснять отношения, чего доброго, полез бы драться; сам-то он беззастенчиво глазел на нее с утра до вечера: в глубине души она гордилась тем, что его так к ней тянет, и иногда мечтала о том, чтобы на его месте был сеньор Адриа. Что же у Тони всегда только одно на уме? Почему ему даже в голову не приходит, что можно как-нибудь сесть и прочитать хоть одну книгу? Из книг как таковых у Тони был только телефонный справочник (часть первая и часть вторая). То густо, то пусто, думала Виктория. Ведь кажется, совершенно невозможно вообще никогда ничего не читать. Однако, похоже, для Тони нет ничего невозможного. Кроме того, чтобы внятно объяснить ей, чем он занимается по понедельникам вечером вот уже три недели подряд.

– Семнадцать тысяч пятьдесят две, включая Шварца, которого я только что приобрел и еще не включил в каталог, – провозгласил сеньор Адриа, пытаясь скрыть, как он этим гордится.

– Больше, чем в районной библиотеке.

– Так и есть. – И вручил ей деньги за неделю работы тем же движением, что и Фине, оплачивающий услуги предателя в заключительной части «Меровингов» Вержа (изданных в Лионе в 1899 году).

– И они совсем не такие. У вас совершенно другие книги.

– Так и есть.

Пытаясь уйти от прямого ответа, он искоса поглядел на нее неверным взглядом предателя (точь-в-точь как в упомянутом издании Вержа), в надежде, что она вот-вот отправится восвояси и оставит его наедине с терпеливо ожидающей предварительной оценки перед включением в каталог Die Natur von der Klang некоего Клемента Шварца[30] (издана в Лейпциге в 1714 году). Однако Виктория задала еще пару вопросов, на которые, чтобы прекратить разговор, он отвечал: я, может быть, когда-нибудь потом тебе об этом расскажу, и с сияющими глазами, словно Ракель из книги Фелипа Корнудельи «Ракель», изданной в Барселоне в 1888 году, она ушла вниз по лестнице, отчасти стыдясь своей дерзости, отчасти радуясь, что все позади. Книга Шварца представляла собой трактат о звуках в живой природе и о том, как их передают музыкальные инструменты, и из него, подумал сеньор Адриа, скорее всего, удастся выписать много интересного, как чаще всего происходило с произведениями, бывшими отчасти научными исследованиями, а отчасти отражением поэтического взгляда на мир. Раскрыв книгу, он заметил, что внутри находится наполовину прилипшая к обложке потертая кожаная закладка, едва сохранившая свой желтоватый цвет, на которой было вытиснено изображение фантастического неузнаваемого зверя. Он аккуратно записал, из какой книги достал эту закладку, в тетрадку со списком примечательных случаев, но забыл положить ее в витрину для находок, где уже хранились шестнадцать закладок, дюжины офортов с посвящениями, сложенные листы бумаги, содержащие глубокие мысли неизвестных читателей (две из которых удостоились карточки в коллекции сеньора Адриа), списки покупок, счета и еще один документ, которым он дорожил больше всех предметов, случайно оказавшихся узниками недочитанной книги, как будто их застигла внезапная смерть: это было письмо на идише, написанное в Варшаве весной двадцать девятого года, в котором некий Моисей Лодзер, ювелир, сообщал своему корреспонденту, как они с женой были счастливы узнать радостную весть о помолвке их единственного сына Иосифа, недавно получившего степень доктора медицины, с Мириам Леви из семейства Леви с улицы Иерусалимской, и благословлял будущих супругов на благоденствие, изобилие и долгие годы жизни. С почти благоговейным уважением к своим любимым предметам сеньор Адриа нежно провел рукой по стеклу витрины, вздохнул и впервые погрузился в книгу Шварца.

Спускаясь по лестнице, Виктория не смела поверить, что у нее хватило духу завести эту беседу. Она уже несколько дней про себя репетировала: почему у вас нет ни одной книги Бальзака, Нарсиса Ольера[31] или Грэма Грина? Почему вам не нужен ни Фош[32], ни Харди, а вместо них вы коллекционируете Де Ла Тапинери, Гафоргов, Триклини и Шульцев? Так начинался разговор. Потом он перешел на количество книг, а после, хотя и с большим трудом, они вернулись к их содержанию. День у книголюба выдался немногословный, и разговор не клеился. Однако она решилась спросить, почему же, сеньор Адриа, почему вы покупаете именно такие книги?

– А чем они не хороши?

– Это странные книги. Это книги… – тут у нее вырвалось клеймившее их прилагательное, – неизвестные.

Когда они дошли до этой точки, сеньор Адриа уже отворил дверь квартиры и с нетерпением ожидал перемещения ягодиц Андромахи кембриджского издания на лестничную клетку.