Зимний сад

Вот так, себе на беду, она и влюбляется в этого улыбающегося юношу. Мало того, что она ему не ровня, так вдобавок он может навредить ее близким. Опустив взгляд на свои бледные тонкие руки, она видит мозоли, натруженные стиркой на шершавых камнях. Она размышляет, каким пальцем смогла бы пожертвовать ради любви… и сколько пальцев ей придется отдать, чтобы принц полюбил ее в ответ?

Но все это не имеет значения – по крайней мере, для Веры, ведь любовь уже зародилась в ее душе. Она ускользает из дома к своему принцу, который тоже в нее влюблен. Они женятся и живут долго и счастливо.

Мать поднялась с кресла:

– Конец.

– Аня, – строго сказал отец. – Мы же договорились…

– Хватит. – Коротко улыбнувшись внучкам, она вышла из комнаты.

В глубине души Мередит почувствовала облегчение. Вопреки своей воле, она снова поддалась магии маминой сказки.

– Пойдем домой, девочки. Дедушке нужен отдых.

– Не убегай, – попросил отец.

– Разве я убегаю? Уже почти десять. Девочки весь день были в дороге, они валятся с ног. Мы вернемся утром. – Она подошла к постели, наклонилась и поцеловала его в щетину. – Поспи, ладно?

Он коснулся лица Мередит, взглянул ей в глаза и погладил щеку шершавой ладонью.

– Ты внимательно слушала?

– Конечно.

– Вы должны ее слушать. Она ваша мать.

Мередит хотелось возразить, что у нее нет времени на сказки и что не так-то просто слушать женщину, которая говорит словно через силу, – но только улыбнулась отцу.

– Хорошо, пап. Люблю тебя.

Он медленно опустил ладонь.

– И я тебя, Бусинка.

Нина всегда с особенной теплотой вспоминала сказки из детства, она прекрасно их помнила, хоть и прошло больше десяти лет.

Зачем папа решил вспомнить о них сейчас? Он ведь знает, что добром это не кончится. Мать и Мередит покинули комнату так быстро, будто бежали с тонущего корабля.

Оставшись наедине с отцом, Нина поднялась с пола и подошла к кровати. За ее спиной в камине полыхнул язык пламени, и одно из поленьев рассыпалось красными углями.

– Я люблю звук ее голоса, – сказал он.

Тогда-то Нина наконец поняла. Сказки были единственным способом разговорить мать.

– Тебе хотелось, чтобы мы собрались вместе.

Отец вздохнул; звук был тонкий, как нить, и, издав его, он словно побледнел еще больше.

– Знаешь, что приходит на ум… в такую минуту?

Она взяла его за руку:

– Что же?

– Ошибки.

– Ты их, считай, и не совершал.

– Она пыталась разговаривать с вами. Но потом случился тот проклятый спектакль… Зря я позволял ей замыкаться в себе. Она сломлена, а я люблю ее больше жизни.

Нина нагнулась и поцеловала отца в лоб.

– Не переживай, пап. Это уже неважно.

Отец сжал ее пальцы, глядя на дочь влажными глазами.

– Нет, важно, – едва слышно сказал он. – Она нуждается в вас… а вы в ней. Пообещай мне.

– Что пообещать?

– Когда меня не станет… узнайте ее поближе.

– Но как? – Нина с детства помнила, что мать никого к себе не подпускает. – Я уже пробовала. Она не хочет с нами разговаривать.

– Попросите маму рассказать вам историю о крестьянке и принце. – Отец закрыл глаза, у него вырвался хриплый вздох. – Только на этот раз до конца.

– Я понимаю, чего ты хочешь. Прежде ее сказки хотя бы на время сближали нас. Когда-то я даже верила… Но этого не случилось. Она никогда…

– Просто попробуй, ладно? Вы еще не слышали всю историю.

– Но…

– Пообещай мне.

Она коснулась его лица, пальцы ощутили колючесть седой щетины, мокрой от слез. У отца слипались глаза. Сегодняшний день – а может, и этот разговор – дался ему чересчур тяжело. Он угасал. Всю жизнь мечтая, чтобы жена и дочери полюбили друг друга, он старался поверить, будто хорошая сказка поможет мечте осуществиться.

– Ладно, пап.

– Люблю тебя, – невнятно выдавил он, и не будь слова такими знакомыми, она вряд ли смогла бы их разобрать.

– И я тебя люблю.

Нина снова поцеловала отца в лоб и подтянула ему одеяло до самого подбородка. Затем выключила ночник, повесила на шею камеру и вышла из спальни.

Она глубоко вдохнула, вновь овладевая собой, и спустилась на первый этаж. На кухне мать нарезала свеклу и репчатый лук для борща. На плите в огромной кастрюле закипал бульон.

Все как всегда. Мередит в трудный час старалась занять себя делом, Нина хватала камеру, а мама начинала готовить. Чего ни одна из них не умела, так это облекать боль в слова.

– Ты тут, – сказала Нина, привалившись к косяку.