Зимний сон Малинки

Но засуетился не Миша, а Кирилл. Заерзал на стуле, подзывая официанта. Сострил какую-то шутку, и блондинка благодарно коснулась его руки. Качнула светлой головой, впрочем, быстро теряя к этой шутке и к Кириллу интерес. Пригубила вино и стала игриво прокручивать в пальцах бокал. Рядом с ней сидел Димка, и ее глаза светились при взгляде на Гордеева.

Мои глаза тоже словно внезапно прозрели. Я удивилась: куда же делся юмор Кирилла, который мне когда-то так нравился? Его фирменная улыбочка уверенного в себе парня и обаяние? Сейчас я искала все это, и не находила. А может, он никогда и не был смешным, а только хотел таким казаться? А может, это я была настолько глупой, чтобы сходу влюбиться в мальчишку, однажды огорошившего незнакомую девчонку признанием в любви?

«Привет, Малинкина! Я тебя люблю! Не веришь? Хочешь с крыши спрыгну? Говори, с какой, я докажу!»

Тогда, в шестнадцать, мне было страшно неловко от того, что он сказал это при моих подругах, но сердечко зажглось. А потом, в восемнадцать, так же быстро потухло.

«Маша, а ты уверена, что беременна?

— Да, Кирилл. И я не знаю, что делать.

— Наверное, таблетки какие-то выпей или к врачу сходи, все так делают. Я не планирую жениться, не сейчас. Но я тебя люблю. Хочешь, докажу?

— Что, с крыши спрыгнешь?

— Нет, конечно. Что я, дурак?

Тогда, помнится, я сама была готова спрыгнуть с крыши, когда он не позвонил мне — ни на следующий день, ни через неделю…»

Так почему именно Димке улыбается красотка Эльвира? Именно его шуткам смеется? Неужели он всегда был интересным, а я не замечала?

Я уставилась на Гордеева. Он сидел в белой рубашке с галстуком, пиджак висел на спинке стула, запястье, опоясанное дорогим часовым браслетом, лежало на столе. Ткань красиво облепила широкие плечи. Сейчас его лицо было расслаблено, глаза полуприкрыты, а на губах витала ленивая улыбка… Не обольстителя — гордеца. Молодого мужчины, знающего себе цену. Не привыкшего бороться за внимание, а привыкшего достигать цели. Это его надо завоевывать и его обольщать. Это ему надо соответствовать. Я знала Гордеева почти всю свою жизнь, и теперь отчётливо понимала: таким невозможно стать, таким нужно родиться.

Когда-то в школе мы все над ним смеялись. Нам казалось, он хочет быть лучше нас.

Сегодня я поняла: он не хотел, он был.

В голове кружился странный вихрь мыслей, налетевший будто из ниоткуда. Был ли тому причиной Кирилл — не знаю. Мне не хотелось его замечать. Я сидела и смотрела на Димку. Права Феечка насчет его губ — они у него потрясающие. Интересно, думает ли о них красотка Эльвира, глядя на мужчину перед собой?

Наверное, я засмотрелась, потому что Гордеев вдруг поднял взгляд и перевел его на меня. Блондинка продолжала говорить, говорить, а я видела, как улыбка сползла с лица парня. Карие глаза моргнули и взглянули прямо. Сейчас мне надо было бы отвернуться, но не смогла. Я продолжала по-новому узнавать Димку.

Он отвел взгляд первым. Отвернулся к блондинке, налил ей вина и сказал что-то, на что женщина в ответ рассмеялась. Красиво повела плечами. В полупустом зале играла музыка, танцевали несколько пар…

Он пригласил ее на танец.

— И на этом, друзья, деловая часть ужина закончилась! — глядя вслед паре, рассмеялся Ольховский. — Но не закончился сам ужин! Кирилл Сергеевич, не огорчайтесь. Поверьте мне, еще ничего не решено! Эта женщина умеет удивлять. Мария, — мужчина поднялся со стула и протянул руку, — разрешите и мне пригласить вас на танец. Что мы, и в самом деле, все о делах, да о делах…

Танцуя, встретились с Димкой взглядами и не сразу отвернулись. Я так и не услышала, что там говорил Ольховский. Кажется, что-то о моих слишком доверчивых глазах, липовых сертификатах и разрешительной документации на оборудование.

Ольге тоже удалось потанцевать с Владленом, один Мамлеев остался не у дел. Когда вернулись за стол, всех ждал десерт — вишневый клафути и наконец-то горячий кофе. К французскому десерту я не притронулась, слишком много было мыслей в голове, а вот кофе пригубила, и руки согрела о края чашки, совершенно позабыв об этикете.

— Какие у вас красивые пальцы, Мария. Я бы подумал, что они скорее принадлежат музыканту, нежели девушке-инженеру, — заметил Ольховский. С наступлением позднего вечера он все больше уделял мне внимание.

— О, нет, — я улыбнулась и заправила прядь волос за ухо. — Я не музыкант.

— Жаль, — качнул подбородком мужчина. — Я редко ошибаюсь в людях. Если хотите, это мой конек — считывать информацию с деталей внешности. А тут такой промах.