Нет, все-таки до чего же неприятно знать, что на свете есть такие беспринципные люди.
Я продолжала лежать и думать. Возмущаться и анализировать. После насыщенного на события дня шевелиться не хотелось, спать тоже, когда внезапно в дверь постучали.
Нетерпеливо так постучали. Я бы сказала требовательно. Вот так же стучит соседка, позабыв о звонке, когда твоим детям приходит в голову мысль помузицировать на старой батарее гаечным ключом.
На часах был первый час ночи, я никого не ждала, но делать нечего, пошла открывать. Все-таки находилась в отеле и под охраной. Чего бояться-то? Тем более, что здесь и дверная цепочка имеется. Ну, прямо как в американских фильмах!
За дверью оказался припорошенный снегом Гордеев с непроницаемым лицом. При взгляде на парня у меня дрогнуло сердце, а за ним и цепочка слетела.
— Дима?
— Я, Маша. Можно войти?
— Входи, конечно, — я посторонилась и захлопнула дверь. Обойдя Димку, подождала целую секунду и не выдержала.
— Что? Что случилось? Как все прошло? Ну же, говори!
Я почему-то ждала чего угодно. Что ему отказали, придумали новое условие, предложили переговоры. Но не того, что Гордеев медленно расстегнет пальто, вытащит из подмышки и поставит в прихожей бутылку французского шампанского, и вдруг улыбнется мне так, словно ему только что до блеска отполировали все тридцать два зуба и он решил этим похвастаться.
— Машка, подписали. Мы с тобой контракт подписали! Тендер наш! Ты понимаешь, он наш!
Я распахнула глаза, прижав руки к груди.
— Со всеми условиями?
— Со всеми!
— Ура! Димка, ура-а!
Не знаю, может, ситуация нас спровоцировала, а может, умные мысли исчезли, но я вдруг кинулась Гордееву на шею, а он поймал. Все так же улыбаясь, прижал к себе, поднял и прокружил по комнате. И не отпустил.
Кажется, я смеялась. И не было сомнений, когда, увидев темный блеск в глазах, я встретила его губы. Только успела ответить на горячее…
— Маша…
…таким же горячим:
— Дима…
И все. Сердца застучали, как сумасшедшие, время остановилось, а мысли исчезли. Совсем. Остался только вкус наших губ и запах морозной свежести. Вспыхнувший жар обоюдного дыхания и Желание с большой буквы — неожиданно сильное, затмившее разум, пронзившее от макушки до пят. Заставившее пить другу друга со слепым исступлением…
Какое там шампанское! Напиток страсти захватил внезапно и вскружил головы. Наполнил тела голодным огнем.
Пальто и пиджак Гордеева упали под ноги, и мы повалились на кровать, не размыкая губ и рук. Димка целовал меня, как одержимый, не давая мне ни опомниться, ни вздохнуть. Притягивал, обнимая.
То, что на нас накатило, оказалось похоже на внезапный смерч, захвативший в воронку двоих. На сгусток пульсирующих, стихийных ощущений, которым невозможно сопротивляться. Я никогда и подумать не могла, что буду сама раздевать мужчину, желая почувствовать его ближе. Буду злиться на глупый галстук, что все никак не хотел сниматься и мешал целовать шею, подбородок и снова найти губы Гордеева. Все было впервые и не похоже на прошлый опыт, когда подобной смелостью и не пахло.
Димка все не мог добраться до моей груди, но наконец сделал это, задрав платье выше талии и проникнув пальцами под бюстгальтер. Задышал глубже, жадно обхватывая грудь и впиваясь в рот. Я в это время расстегнула рубашку и нашла пряжку ремня. И то, что собиралась делать дальше, меня почему-то не смущало.
Но расстегнуть не получилось — ловкости не хватило. Зато ее хватило Гордееву. Он снял с меня колготки и стянул белье с одной ноги. Вклинил ладонь между моих бедер, помогая себе освободиться от одежды. И никаких сомнений и вопросов. Мы ничего не говорили, нами двигало желание, и никто из нас точно не собирался ему противиться.
Что происходит? Со мной происходит? Неужели это я впиваюсь пальцами в мужские плечи, нетерпеливо прижимая к себе Димку? Неужели это я чувствую, как сквозь привычный холод ко мне пробивается живущее в нем пламя? Неужели это я отвечаю себе: «Неважно, неважно, неважно». Какая разница — что? Сейчас я и сама хочу вспыхнуть. Хочу! Я так долго даже не тлела.
Я услышала страстный, горячий выдох: «Малина!», запрокинула голову и со стоном приняла Гордеева в себя. Наши тела тут же принялись подстраиваться, стремительно двигаясь навстречу друг другу, а дыхания рваться. Неужели можно
То ли день оказался сумасшедшим, то ли мы заведены до предела, но только надолго нас не хватило. Мои бедра приподнялись, встречая последний удар, глаза закрылись, и мир рассыпался на сверкающие частицы. Мы простонали одновременно. Взмокшие и сумасшедшие, прижались друг к другу…
И почти тотчас же очнулись. Время дало нам всего несколько секунд на забытьё.
Застыли, отпрянув на расстояние вытянутых Димкиных рук.
Я не могла объяснить, что случилось. Только смотрела на Гордеева, а он на меня. У обоих в глазах читалось изумление.