— А как он узнал-то? Я же никому не говорил. — Шляпкин сообразил, что проболтался, и покраснел. — Ну, подумаешь, — шмыгнул носом, — взял пару раз. Да он его сам глушит литрами! Жалко ему, что ли?
— Так он и покупает для нас, потому что не жалко. Разве нет? — я посмотрела на друга с укором. — И себе покупает. Эх, Юрка, — покачала головой. — Шляпа ты! Ничему тебя жизнь не учит. В чужом огороде капуста всегда вкуснее?
— Ты на что это намекаешь, Машка? Что я козел?
— Я не намекаю, а прямо говорю. Кончай таскать чужое! Не хватало еще, чтобы Дмитрий Александрович нас всех за тебя пропесочил!
Сколько мы на прошлой работе пытались Шляпкина отучить заглядывать в чужие шкафчики — не получилось. Холостяк Юрка жил в общежитии с пятнадцати лет, и вечно у него не было ни чая, ни сахара, ни кофе. Благо, коллектив женский — разве единственному мужчине откажешь? Вот и здесь который раз замечала, что кофе у Юрки пах подозрительно вкусно, как гордеевский — с легким оттенком шоколада и миндаля. Причем в последние дни все чаще.
— Да пошутила я! — сжалилась над парнем, увидев, как он спал с лица и побледнел. — Выдохни, Шляпкин. Не заметил он. А вот отчет и анализ сделать надо! Совесть имей, я сейчас за списки засяду, одна не справлюсь.
— Ну, Машка… Ну, подруга… Я тебе припомню!
— Ага, — я отвернулась, дернула мышкой, активируя документ, и стала печатать, — вот как печенье мое будешь трескать, так обязательно и припомни. Кстати, у меня сегодня вкусное, хотела тебя угостить. Привезла из командировки.
Цок-цок-цок.
Из кабинета Гордеева выскочила красная как помидор Леночка и промчалась мимо — даже не посмотрела в мою сторону. И, конечно же, не извинилась. Ну и ладно, как-нибудь и без ее извинений проживу! Я вздохнула, разогналась и уже через пять минут с головой ушла в работу, напрочь позабыв о Петуховой. Объем предстоял большой, на носу маячил Новый год, и Буряк переживал. А еще хотелось к празднику все подогнать и с чистой совестью уехать с малинками в деревню к бабушке. Отоспаться там и покатать детвору на санках.
Ох, не нюхал Шляпкин шанежки моей бабули на молочке. Такая вкуснота-а…
Заработалась так, что и не заметила, как на моем столе оказалась чашка с горячим кофе. Защекотала ноздри ароматом сладкого миндаля. Увидев ее, я огляделась, поднялась со стула и заглянула за перегородку к Шляпкину. Покосилась подозрительно на парня, который так усердно выводил на экране монитора красно-зеленый график, что даже не моргал.
Хм, странно.
Что это случилось с Юркой? Подлизывается ко мне или, может, проверяет? Что он еще придумал?
А потом внезапно догадалась — чашка-то Димкина! Та самая, белая, фигурная, на которую я водружала должностные инструкции. А как догадалась, так рот и открыла. Неужели это Гордеев ее сам принес? Мне?!
Да нет, быть такого не может. Он же занят, да и вообще, гости в отделе ожидаются, вон сколько шумихи вокрут. Разве до подобной ему ерунды?
Но кофе стоял перед носом, исходил паром и пах восхитительно…
В общем, я подумала-подумала и выпила. Отнесла чашку на кухоньку, но, конечно, Димку там не застала. Зато печеньем подкрепилась и Юрке оставила.
А после обеда в отдел заглянули обещанные важные гости — делегация из шести мужчин, среди которых находился переводчик и наш технический директор Вадим Спиридонович — отец Петуховой. Кто из них был генеральным, так и не поняла, но один из мужчин мне показался смутно знакомым. Компания важно прошествовала по отделу и скрылась в кабинете шефа. Через час все вышли и забрали Гордеева с собой. До конца рабочего дня он так и не вернулся, а когда уже дома я легла спать — на телефон упало сообщение от знакомого абонента.
И троеточие в конце. Он что, издевается? И как мне теперь уснуть?
Дети спали в своей спальне, вокруг стояла тишина… Ну чем полночь не время для глубоких мыслей и погружения в себя? Положив ладонь под щеку, уставилась в окно. Вздохнула, так ничего за ним и не разглядев.
«Спокойной ночи, Гордеев» — пожелала мысленно, а вот написать не решилась. Не хочу на что-то надеяться. Неправильно это. Не хватало еще и мне превратиться в Леночку Петухову. Забегать без стука в кабинет Димки и смахивать невидимую пыль с его плеча, как будто у меня есть на это право. А вдруг у них тоже что-то было, но при мне она постеснялась признаться? Такому, как Димка, запросто не скажешь и на пальце им не повертишь. Гордеев делает только то, что хочет.
А что он хочет? Точнее, чего не хочет? А не хочет он, как сам сказал, от меня отказываться. Время ему нужно, видите ли, чтобы я осознала перспективы такой связи. А точнее, их отсутствие. И смирилась с приключением без обязательств и без претензий, лучше сразу все решить. Я же не глупая, понимаю, что нечего ему мне предложить.
Только вот мне это приключение зачем? У меня дети, дом, своя маленькая семья. Ну и что, что любви хочется? Да еще такой, чтобы до звезд в глазах! Нельзя мне бросаться в отношения, как в омут. Ох, нельзя, чтобы потом не реветь.
Еще полежала. Еще подумала.