Зимний сон Малинки

А я после Машки не могу чувствовать другие губы. Слишком сладкий вкус Малина оставила после себя, чтобы разменять его с кем-то.

Я помогаю Диане раздеться, мы садимся за столик, и я делаю заказ. Угадать с выбором несложно, мы изучили друг друга довольно хорошо.

— Странное место для встречи, Дима, — улыбается Диана. Откинув плечи на спинку стула, она поправляет волосы, убирая их рукой на плечо. — Ты мог просто приехать ко мне. Ты ведь с дороги. Эти перелеты утомят кого угодно.

— Не мог. Ты помнишь, чем закончилась наша последняя встреча. Я решил, что так будет лучше для нас двоих.

Она помнит, но вспоминать не хочет. В прошлый раз разговора не получилось. Когда дошло до просьб и предложения близости — пришлось уйти. Я уже не принадлежал ей, и понимал, что завтра будет только хуже.

Диана не отвечает. Продолжая улыбаться, пробует кофе, берет в руки столовые приборы и разрезает пирожное. Кладет маленький кусочек себе в рот, с удовольствием прикрыв глаза.

— М-м, мои любимые профитроли, ты не забыл. Я их обожаю! Здесь их готовят ну просто пальчики оближешь! Как жаль, что приходится следить за фигурой. Вот так и начинаешь ценить подобные моменты. Ты помнишь, как я попробовала их испечь, но у меня ничего не вышло? — смеется, подхватывая ложечкой крем. — В чем секрет — до сих пор не пойму! Но было очень обидно. Иногда я чувствую себя ужасно беспомощной…

— Помню. Все получилось вкусно.

— А помнишь, как я мучилась с выбором квартиры, а ты сразу сказал, на которой остановиться? Как будто знал, что для меня подойдет лучше. Я так рада сейчас, что тогда тебя послушала. Вот смотрю назад и не понимаю, как я могла сомневаться? Я без тебя, как без рук!

Диана игриво щурит карие глаза и вдруг начинает щебетать, не умолкая, словно между нами и не было разговора, и я не разорвал помолвку, объяснив, что наше общее будущее больше невозможно. Невзначай касается моей руки и не убирает пальцы.

— Диана, послушай…

— Дима, не начинай. Пожалуйста! — отшатывается. — Неужели ты не видишь, что я не хочу об этом говорить?

Но говорить придется — и ей, и мне. Для этого мы встретились.

Я сжимаю ее ладонь в своей и серьезно смотрю в лицо.

— Не могу. Три недели назад я сказал тебе, что свадьбы не будет. Я прилетал в позапрошлое воскресенье, но с тех пор ничего не изменилось — ты все так же молчишь, и твоя семья тоже. Диана, пойми, ничего не вернуть — мы оба ошиблись, и хорошо, что для нас это не зашло дальше. Два дня назад я говорил с твоим отцом, а сегодня прилетел сказать, что больше не стану ждать и… попрощаться.

Девушка каменеет. Я отпускаю ее руку и снова говорю то, что должен сказать, как можно мягче:

— Прости меня.

Игривость исчезает из ее глаз и появляются слезы. Пока они еще не пролились, но их горечь поправима. Диана красивая девушка, и совершенно точно достойна найти любящего ее мужчину.

Мы сидим в молчании и пьем кофе. Смотрим друг на друга, и мне бы хотелось облегчить расставание, но я не знаю, как.

Я никогда не говорил ей о чувствах, иногда сам себя ненавидел за сухость, но не играл. Я тоже верил, что мы можем быть вместе. Что я научусь если и не любить, то чувствовать к ней что-то похожее на любовь. Верил, что иначе в моей жизни уже не будет.

Она заговаривает сама. Спрашивает с колкой обидой, остудившей ее голос до отстраненного тона. Забыв о профитролях и кофе.

— Почему, Дима? Почему я нравлюсь всем, но не тебе? Что тебя во мне не устраивает? Я косая, кривая, ревнивая?

— Диана, не надо. Ты же знаешь, что это не так.

— А как? А может, я недостаточно богата по меркам твоего отца? Знаешь, я же не дура и не слепая, вижу, как ты ко мне относишься. Не приближаешься, и к себе не подпускаешь ближе отведенных границ. Это неприятно, знаешь ли — спать с мужчиной и знать, что ничего особенного для него не представляешь. Что твои надежды не оправдались. Но я смирилась.

Думаю, я смогла бы смириться даже с другой… со временем, не сейчас. И не смотри на меня так, как будто не догадывался об этом или не думал сам. А знаешь почему? Мне уже двадцать шесть, и все, что я хочу — это получить мужа. Надежного друга и отца для своих детей, в ком будешь уверен и через годы. До сих пор нас и наши семьи это устраивало. Так что изменилось сейчас?

На это просто ответить. Лишние объяснения только усложнят дело:

— Для меня — все.

— И как понимать твое «все», Дима? Не думаешь, что я заслуживаю знать правду?

Пальцы смыкаются на чашке, но я говорю:

— Есть девушка, которую я люблю и с которой хочу быть. Вот правда.

Брови Дианы поднимаются, а щеки бледнеют. Это непростое признание для нее, но мне не сделать его легче.

— Любишь? Ты?!

Она долго смотрит. Спрашивает, не удержавшись от колючего укора, пряча за ним удивление и боль:

— А разве ты умеешь любить, Гордеев? Ты же кусок льда. Не замечала за тобой подобной ерунды, а я видела тебя с другими девушками. Я даже не помню, как ты смеешься. И… как давно это у вас продолжается? Ваша любовь.

Она вдруг хмурится, задохнувшись:

— Постой, ты хочешь сказать, что…