Зимний сон Малинки

Подумать только, однажды я смог себя убедить, что для меня она потеряна навсегда. Что мое молчание привело к тупику, за которым больше нет места надежде. Первый в моей жизни проигрыш — и самый болезненный, выбивший почву из-под ног. Я едва начал жить, а уже понял, что окажусь в этой жизни один.

Юные сердца тоже умеют разбиваться, даже если никому нет до них дела.

Как давно это было — наш последний разговор с Кириллом и решение уехать. Ставшая еще красивее Машка, юная и счастливая в своей любви, и насмешливое брата — в ту минуту я хотел верить, что для него она так же серьезна, как для меня:

«Смирись, Гордеев, и запомни: не всегда и не во всем тебе быть первому. Так и скажи своему сухарю папаше. Лучше бы ты сразу уехал отсюда, куда он тебе приказал. Машка от меня не уйдет, зря надеешься. Она влюблена по уши, и плевать ей на тебя. И знаешь, что еще?

— Нет. Не хочу знать.

— А я все равно скажу. Я уже был с ней, и мне понравилось.

Мы стояли в университетском парке и смотрели друг другу в глаза. Злой смешок ударил особенно больно.

— Она беременна от меня. Как тебе эта новость? Зашибись, правда?

Кирилл тогда затянулся сигаретой, выпустил дым и рассмеялся, неожиданно по-братски обняв меня за плечи.

— Поверить не могу! Но ты сам виноват, брат! Смирись! Ну, не любят девчонки таких зануд, как ты…

На этом месте воспоминание о том вечере обрывается. Помню только, как сбросил с плеч его руку, оттолкнул от себя и сказал с яростью в насмешливое лицо:

— Да пошел ты! Какой ты мне брат!»

Но Кирилл ошибся. Оказалось, что любят, да еще как.

Во Франции было достаточно времени, чтобы повзрослеть, остыть и убедиться в обратном. Я пробовал забыть, пробовал не думать, пробовал разбудить в себе чувства, хоть отдалено похожие на те — самые первые. Не искал, — находили сами. Не вышло. Едва начавшись, все заканчивалось досадой и пониманием: не с той, не там, не она.

И все же у меня получилось смириться и забыть. Пусть без чувств, но решиться строить свою жизнь дальше. Я возвращался в город, будучи твердо уверен в том, что часть моей жизни, связанная с юностью, осталась в прошлом.

Был уверен, пока Малина вдруг не стала мне сниться. Сначала появившись несмело, словно ожившее воспоминание, с каждой ночью все ярче воскресающее в памяти. Как проклятие из прошлого, которое с приходом утра я с раздражением гнал прочь.

А затем неожиданно возникла там, где я меньше всего ожидал ее увидеть. В сердце компании моего отца. В тот момент, когда я уже жил будущим и планами. Когда был твердо убежден в том, что даже если и встречу, то ничего не почувствую. Ведь прошло шесть лет, она наверняка стала другой. Как изменился я сам, став черствее, под стать своему отцу.

«Димка Гордеев?! Ты, что ли?! Димка, ну надо же! Смотри, как возмужал! И волосы отрастил. У тебя же всегда был ежик!»

Тонкое лицо, синие глаза, и улыбка искренней радости на мягких, знакомых губах. Русые прядки у нежных щек и голос… ее голос.

Она не изменилась. Совсем. Словно только вчера сошла со школьной скамьи.

И для меня ничего не изменилось. Стоило только ее увидеть, и пришло понимание, что у моего проклятия всегда будет одно имя.

Маша. Малина.

Я не привык улыбаться, но думая о ней, улыбка сама появляется на лице. Я не соврал сегодня, прощаясь. Больше всего на свете я бы хотел, чтобы она сейчас оказалась рядом и подошла ко мне. Почувствовать ее руки на своих плечах, тепло дыхания у губ, и еще раз услышать тихую просьбу, прежде чем прижму к себе: «Дима, поцелуй меня, я хочу».

Я был готов ждать, но в командировке все случилось само собой, и я чуть не убил себя за то, что не сумел сдержаться. А затем едва с ума не сошел от радости, что Малина ответила. Сама ответила, не прогнала.

С того времени во мне словно ожила пустота. Без нее пустота. И чем дальше я отдалялся, тем болезненнее и глубже она ощущалась. Теперь уже не уехать и не забыть, не обмануть себя, как в прошлом. Теперь нет силы терпеть расстояние. До прошлой ночи не знал, нужен ли Малине, а когда прощались…

Ради того, чтобы глаза Машки светились и смотрели на меня вот так же, как смотрели сегодня, я понял, что готов на многое.

Но время не ждет. Чтобы идти дальше, необходимо окончательно поставить точки и начать все с чистого листа, даже если мое решение будет стоить отношений с отцом и будущего в его компании.

Я иду в душ, одеваюсь и собираю сумку. Пью кофе на кухне, поглядывая на часы. Самолет через три часа, и в моих планах успеть на рейс.

Звонок в дверь раздается внезапно. Я никого не жду, но ночной гость явно не смущен данным фактом. Как через минуту я сам не удивлен тому, что вижу на своем пороге Мамлеева.

Это вполне в привычке Кирилла — считаться исключительно со своими желаниями, мне это хорошо известно с детства.

— Ну, привет, старина. А вот и я.

Не считая встречи в гостинице, мы не разговаривали с Кириллом с того самого дня, когда были студентами, и вот, спустя годы, снова с напряжением смотрим в лица друг другу.