Зимний ветер. Катакомбы

— А это кто стоит, не узнаешь? — сказала Матрена Терентьевна, касаясь пальцем снимка.

Петя посмотрел и увидал маленькую босую стриженую девочку с большим, тяжелым ребенком на руках. Девочка, вероятно, попала на снимок случайно. Она очень плохо вышла — совсем бледно. С трудом можно было разобрать цветочки на ее ситцевом платьице и совсем светлую головку в ореоле размытого света. Сколько раз ни рассматривал Петя снимок, он никогда не замечал эту девочку.

— Узнаешь? — сказала Матрена Терентьевна с надеждой.

Петя молчал.

— Тебе папа никогда не говорил, кто эта девочка?

Нет, отец никогда не говорил Пете, кто эта девочка. Может быть, он когда-нибудь и сказал вскользь, да мальчик пропустил мимо ушей. Петя в нерешительности молчал. Она вздохнула:

— Неужели не узнаешь?

— Не узнаю.

— Присмотрись.

Петя добросовестно присмотрелся и вдруг совершенно ясно увидел не сходство, а нечто гораздо большее, чем сходство, — какой-то душевный свет, бесконечно знакомый и родной, окружавший эту девочку, почти слившуюся с пейзажем. Мальчик робко взглянул на Валентину, потом на ее мать.

— Это Валентина? Да? — сказал он нерешительно.

— Валентина? Ох, ты меня совсем уморишь! — заливаясь смехом и слезами, простонала Матрена Терентьевна и положила голову на плечо Валентины. — Как же это может быть Валентина, когда этому снимку, дай бог память, тридцать пять лет! Ее тогда и в помине еще не было. Так, значит, ты не знаешь, кто эта девочка?

— Не знаю.

— Это Мотя Черноиваненко. Тебе папа ничего не рассказывал про Мотю Черноиваненко?

— Нет, не рассказывал, — честно сказал Петя, чувствуя, что этот ответ почему-то должен ее огорчить.

И точно — она огорчилась.

— Ну, я так и знала! Меня мальчишки никогда не замечали, — сказала она с простодушным вздохом. — Я за ними всюду таскалась, а они все равно меня не замечали. Я тогда была такая малявка…

— Так это вы? — с некоторым недоверием сказал Петя.

Он еще раз посмотрел на нее, на карточку и опять увидел неотразимое сходство. На этот раз он совершенно ясно увидел, почувствовал, что маленькая девочка в выгоревшем ситцевом платьице на выгоревшем любительском снимке и эта пожилая добрая женщина — один и тот же человек, связанный с ним, с Петей, непонятной силой и светом какой-то очень давней, вечной любви.

Вдруг в штреке появились фонари, замелькали тени, пещеры наполнились людьми — это возвращалась оперативная группа. Петя услышал глухой голос Черноиваненко, говорившего Стрельбицкому:

— К сожалению, мы таки немножко опоздали с операцией. Я говорил, что надо поторапливаться! Пудов пятьсот они уже успели вывезти грузовиками на станцию Дачная. Остальное зерно мы полностью уничтожили в амбаре.

Затем Петя услышал, как Черноиваненко рассказывал Стрельбицкому подробности операции. Он с удивительной ясностью представил себе всю картину в целом: черную, мрачную степь, подожженный зажигательными пулями амбар, взлетающие осветительные ракеты и бой на берегу лимана с неприятельским гарнизоном. Потом он услышал слова, на которые как-то сразу даже не обратил внимания.

— Надо считать, что при такой трудной боевой обстановке потери сравнительно небольшие, — сказал Черноиваненко. — Обидно, что не было никакой возможности принести с собой тело. Пришлось так и оставить на берегу лимана. Тут дело решалось буквально минутами. Можно было потерять половину отряда. Они поставили на том берегу миномет и все время били по нашим лодкам, пока мы переправлялись назад. Ему осколком снесло полголовы.

Слово «тело» странно поразило мальчика. Теперь к картине ночного боя вдруг с необыкновенной отчетливостью прибавилась новая, страшная подробность — человеческое тело с размозженной головой, лежащее ничком на берегу лимана, освещенного багровым светом пожара. Мальчик вспомнил вдруг мертвого матроса, и в сердце у него похолодело.

Он встал с койки, держась дрожащей рукой за стенку, подошел ко входу в красный уголок. Он увидел обычную картину: людей, стоящих и сидящих вокруг каменного стола, фонарь «летучая мышь» на маленьком несгораемом шкафу, пустые банки из-под клейстера, слипшиеся кисти, винтовки, патроны, ручные гранаты и Черноиваненко, который, стоя у стены, рисовал на карте толстым красным карандашом аккуратные кружочки, отмечая пункты, где были расклеены сегодня ночью сводки Совинформбюро.

Петя испуганно переводил глаза с человека на человека, стараясь понять, кого же не хватает. И вдруг он заметил на столе, среди жестянок из-под клейстера и оружия, какой-то очень знакомый ему предмет. Это был орден «Знак Почета», который Петя всегда привык видеть на груди Сергея Сергеевича. Но почему орден теперь лежит так странно одиноко на столе и где же сам Сергей Сергеевич?.. Сергея Сергеевича в красном уголке не было. Догадка, мелькнувшая в уме мальчика, превратилась в уверенность. Но это было так невероятно, так дико! Петя обернулся. За его спиной стояла Валентина бледная, прикусившая губу. Они посмотрели друг на друга неподвижными глазами.

— Идите спать, — глядя через свои выпуклые очки, сказал Черноиваненко.