Ставров в это время сидел на ступеньках лестницы возле букатинской каморки, прислушиваясь к каждому шороху в подъезде. Лифт здесь был безнадежен, как раковый больной, при нажатии кнопки он только тяжко вздыхал всем своим железным нутром, пытаясь расцепить застрявшие намертво створки дверей, но ничего из этого не выходило, только где-то в глубине лифтовой шахты начинал бешено гудеть и скрежетать трос, удерживающий кабину лифта на весу и не дающий ей рухнуть с огромной высоты… Если Букатин появится, то только пешком по лестнице, и будет очень удобно подпустить его на расстояние одного марша ступенек и всадить в голову и грудь парочку горячих свинцовых пуль…
Голова у Ставрова гудела от усталости, глаза то и дело слипались, и больше всего он боялся сейчас заснуть и пропустить момент приближения человека, которого он должен был пристрелить прямо здесь, в темном и грязном подъезде, ничем не напоминающем интерьер жилого модуля образца середины двадцать первого века.
Все эти дни Георгий мотался по городу из конца в конец, как гончая, пытаясь отыскать следы жертв из своего списка. На его счету уже было шесть человек, Букатин должен был стать седьмым. После убийства Рольщикова что-то окончательно лопнуло в душе Ставрова, и теперь ему было все равно, кого и за что он должен был ликвидировать. Так было с ним в Чечне, когда его взводу пришлось несколько нескончаемых дней отбивать атаки озверевших боевиков, теряя одного за другим молодых ребят, которые были от копоти и грязи похожи друг на друга, как близнецы, и восприятие смертей притуплялось настолько, что наступал момент, когда можно было запросто убить вместо врага своего, случайно, не успев вовремя снять палец с изгиба спускового крючка…
В подъезде было тихо, словно тут и не жил никто. Лишь время от времени где-то внизу грохали двери, слышались шаги, иногда раздавались обрывки мелодий и неразборчивые голоса. Но это всякий раз оказывалось ложной тревогой. Собственно, Ставров приходил сюда уже не в первый раз, но Букатин неизменно отсутствовал.
Опрос соседей показал, что уезжать он вроде бы не собирался, однако одному Богу было известно, где его носит с утра до ночи. Наконец, Ставрову надоело таскаться сюда, как просителю на прием к большому начальнику, и он заявился прошлой ночью.
К его удивлению, Букатина и посреди ночи не оказалось дома, а соседи, жившие этажом ниже, чуть ли не в один голос заявили, что накануне поздно вечером он куда-то отправился в очень странном, облегающем тело наряде. Остаток ночи прошел, вопреки ожиданиям Ставрова, незаметно, но сейчас он решил во что бы то ни стало выждать еще пару часов, прежде чем взломать дверь, ведущую в мансарду, в надежде найти внутри нечто, способное пролить свет на загадочное отсутствие бывшего «домушника»…
От нечего делать Ставров в который раз стал представлять себе, как он заявится домой, как его встретят Капка и Ольга, и как Ольга ворчливо скажет, пряча облегчение: «О, явился — не запылился!.. Тебя только за смертью посылать!» — и при этом будет не подозревать, как она близка к истине, а он подхватит на руки хрупкое тельце дочурки и, уткнувшись лицом в ее легкие волосы, скажет, тоже стараясь избегать патетических фраз: «Ну-ну, это называется: редька да говно не видалися давно!», а Капка торопливо скажет, как всегда: «Чур, я буду редькой!»… Видение было настолько четким и живым, что он не сразу понял, что это начинается сон. Лишь какое-то шестое чувство, звериное ощущение предстоящей опасности заставило Ставрова вернуться в явь.
На лестнице слышались чьи-то шаги, и идущий поднимался явно к мансарде.
Георгий вскочил и проверил, насколько быстро он сумеет извлечь пистолет из-под полы своей курточки. Однако стрелять ему не пришлось. На лестнице вместо Букатина показалась высокая русоволосая женщина с дамской сумочкой под мышкой и в зеленом брючном костюме. У нее было красивое сосредоточенное лицо. Увидев Ставрова, который тут же расслабился, а потом снова напрягся, незнакомка остановилась, держась одной рукой за хлипкие перила, и на ее лице запечатлелось такое изумление, словно перед ней был, по меньшей мере, белый медведь.
Может быть, это жена, сестра, племянница или, на худой конец, любовница Букатина?
— Простите, вы сюда? — спросил Георгий, показывая на дверь квартиры Четверика.
Вопрос был из разряда гениальных острот великого французского комика Луи де Фюнеса, который, озираясь в пустом зале, с искренним интересом осведомлялся:
«Здесь есть кто-нибудь?», потому что никаких других дверей на этой лестничной площадке не было…
Однако незнакомке, похоже, и в голову не пришло насмехаться. Она лишь машинально кивнула, не отводя своих потрясающих глаз от лица Ставрова, но продолжая загадочно молчать. Смотрела она на него, как на свой трофей.
— Может быть, вы знаете, когда придет хозяин мансарды? — спросил Георгий.
— А что, разве его нет? — удивилась она. — Вы давно его ждете?
Ставров вздохнул и сосчитал мысленно до пяти.