Зимой змеи спят

«Теперь стало трудно стрелять в лицо,
Легче — выстрелить в спину…
Для этого можно не быть подлецом,
А лишь телефон придвинуть.
И номер знакомый набрать не спеша,
Как взводят курки на охоте,
Унять в пальцах дрожь (пусть в пятках душа!),
Размеренно, как на работе,
Ссказать, чтобы больше он не звонил,
И слов жестоких- штук десять,
Сказать, что другой тебя полюбил, И трубку сразу повесить…
Жить стало проще намного в мире:
Нажми на кнопки, как на курок, —
И вновь кому-то в далекой квартире,
Выстрелит в ухо киллер-звонок
Для этого можно не быть подлецом,
А лишь телефон придвинуть:
Все-таки трудно стрелять в лицо,
Легче выстрелить в спину».

Глава 27

«В данном случае, в качестве вывода из вышеизложенного можно смело и со всей ответственностью утверждать, что в интересующем нас отношении наметились определенные перспективы, однако в дальнейшем следует активизировать человеческий фактор, особенно тот, который умеет вычленить главное звено и обладает чувством нового…», — набрал в своем компноте Юлов и уставился в пространство. Потом перечитал последний абзац и с отвращением содрогнулся. Нет, так тоже не пойдет!.. Боже, и кто только выдумал этот замысловатый, как китайские иероглифы, и ложно-многозначительный, как бред идиота, стиль официальных документов, от которого так и хочется завыть волком на экран компьютера!..

С написанием докладных, донесений, отчетов и других служебных текстов у Юлова было так себе. Временами — даже отвратительно… По всей Службе порой гуляли его перлы типа: «У нас пошла нездоровая тенденция…», «Что же делается в глубинных процессах?..» или «В том разрезе, в каком стоят наши общие проблемы». Ну, не давалось всеми уважаемому Александру Эмильевичу искусство точно и правильно использовать стандартные обороты деловой речи, и, самое интересное, что чем больше он тужился и пыхтел, излагая свои мысли в виде письменного текста, тем все дальше забирался в дремучие дебри самого махрового канцелярита, и, правя с тоской свою писанину, только еще больше запутывался в бесконечных «в связи с тем, что…», «поскольку-постольку, а также в той или иной мере…». Одно время он даже подумывал о том, чтобы воспользоваться услугами специального секретаря, который грамотно и гладко излагал бы его мысли, но эксплуатировать в этом качестве кого-либо из подчиненных Юлов считал неэтичным, а обращаться к домашнему компому было нельзя в связи с тем, что возникала опасность утечки служебной информации либо жене, либо сверхлюбопытной теще…

Сегодня Юлов решил нагрянуть на службу лишь после обеда, вследствие чего корпеть над докладом о ночной засаде в лаборатории пришлось в своем домашнем кабинете, отвоеванном им еще в самом начале супружеской жизни у тещи кровопролитными боями и оглушительным треском ругательных фраз. Когда-то здесь располагался кабинет покойного отца Лиды, довольно высокопоставленного чиновника городской мэрии, и ее мамаша вознамерилась превратить помещение после смерти мужа в этакое сочетание фамильного склепа и музея…

Ну да ладно, пора вернуться к злополучной фразе-резюме… Она должна быть одновременно и обтекаемой, чтобы не дразнить Высокое Начальство очередной неудачей, и конкретной, дабы вселить в Начальство уверенность в то, что уж завтра-то всё сложится по-иному, и победа будет за нами, а враг-супостат, естественно, будет разбит наголову!..

Дверь кабинета без стука отворилась, и жена Лида просунула в щель голову:

— Между прочим, — сказала с едкой усмешечкой она, — там тебе трезвонят вовсю по видеофону!.. Какого, спрашивается, черта ты вечно отключаешь здесь терминал?

Юлов с досадой отложил компнот.

— Ну, сколько раз тебе можно говорить, Лида! — воскликнул он. — Если я работаю дома, это не значит, что я действительно дома для всех желающих!.. Кто хоть звонит-то? — проворчал он, включая видеотерминал.

— А я откуда знаю?! — сказала Лида и в сердцах стукнула дверью.

Это, наверное, Сократ, подумал Юлов. Не терпится услышать непосредственно от меня, что там ночью стряслось в лаборатории… Или это Борька Ренлунд разыскивает меня, как палочку-выручалочку, устав отбиваться от наскоков начальства?..

Однако голос в видеофоне не принадлежал ни Ренлунду, ни начальнику Службы.

Вообще было непонятно, кому он принадлежит, во всяком случае, Юлову голос был неизвестен, а изображение на экране отсутствовало.