Зимой змеи спят

— Знаете, Георгий, — внезапно сказал он, — а вы мне нравитесь… Хоть так и не подобает говорить человеку, который пришел тебя убивать, но вы мне действительно интересны. Следить за вашими борениями поистине доставляет удовольствие. А самое интересное заключается в том, что вы заблуждаетесь, как и многие люди вашего типа. Вы полагаете, что меня убивать противно и гадко, потому что я, по-вашему, хороший и добрый, а вот если бы на моем месте был какой-нибудь отвратительный придурок, его можно было бы убить не задумываясь… Бедный мой Георгий, вы и не подозреваете, что убивать должно быть противно в любом случае. Послушайте, а может быть, вы — скрытый садист-маньяк? Хотите, я определю ваши склонности к агрессии с помощью теста? Только отвечайте быстро, не задумываясь… Какой цвет вам больше нравится: синий или красный?

— Желтый, — улыбнулся Ставров. Он уже понял, что не выстрелит. Но ему не хотелось расставаться с этим ни на кого не похожим человеком.

— А что вы выберете: воду или огонь?

— Огонь! — сказал Ставров.

Он не сразу понял, к каким фатальным последствиям привело то, что он произнес вслух это простое словечко. Он совсем забыл о том, что в число «наворотов» его «дарлея» входило и открытие огня не путем нажатия курка, а по команде «хозяина».

Пистолет был запрограммирован на выстрел, подобно хорошо натренированному псу.

Наверное, по мысли его создателей, такая функция могла пригодиться в том случае, когда ты ранен или связан и не в состоянии нажать на курок… А Георгий совсем забыл отключить эту программу перед тем, как прийти к Ултимову.

Выстрел был почти неслышным, только на столике что-то сухо треснуло, как будто сломалась невидимая веточка, и в тот же миг на белом халате дантиста, с левой стороны груди, возникла черная дырочка, через которую мгновенно хлестнула кровь, и большое красное пятно стало быстро расплываться на белоснежной ткани.

Некоторое время Ултимов еще сидел с изумлением, застывшим на его лице, а потом вдруг покачнулся и рухнул из кресла лицом вниз, словно из него вынули некий стержень, который не давал ему упасть раньше… Ставров, не помня себя, подскочил к нему и встал на колени, чтобы перевернуть дантиста лицом кверху. Но голова Станислава Михайловича безжизненно мотнулась, когда Ставров приподнял тело, и Георгий понял, что Ултимов мертв.

Отчаяние охватило Ставрова. Проклятый пистолет, думал он, все же переворачивая труп своего недавнего собеседника. Это он выстрелил, а не я! Я не виноват! Ведь я же не хотел его убивать!..

Но внутренне Ставров всё больше чувствовал себя убийцей.

— Стас! — произнес позади него женский голос. — Стас, что случилось?

Ставров обернулся. Дверь кабинета была распахнута, и на пороге стояла пожилая женщина, которая с ужасом смотрела на него и на неподвижное тело Ултимова.

Видимо, это была его жена. Впрочем, теперь уже — вдова…

Что-то смутно знакомое почудилось Ставрову в ее лице. В свою очередь, она тоже пристально вглядывалась в Георгия. Потом дрогнувшим голосом сказала:

— Отец? Неужели это — ты?!..

Ставров был не в силах произнести ни звука. Ему показалось, будто его с силой ударили под дых, так это было больно и неожиданно… Так вот про кого рассказывал ему Ултимов!.. Чту же ей сказать, что?.. Как объяснить весь этот ужас и всё, что со мной было?!.. Боже мой, так вот какой будет моя Капка через пятьдесят лет!..

Впрочем, Капитолина тут же сказала:

— Извините, я, наверное, ошиблась… Так что с моим мужем?

Она прошла в кабинет и тут увидела кровь. Стремительно кинувшись к телу Ултимова, она припала к его груди, словно пытаясь услышать, как бьется сердце.

Потом взглянула на Ставрова и перевела взгляд на пистолет, все еще лежавший на столике у кресла. В глазах ее появилась ненависть.

— Это ты убил его! — обвиняющим тоном заявила она. — За что? Ты хоть понимаешь, что ты наделал, мерзавец?!.. Ты убил его!

— Капа, — сказал, машинально пятясь от ее обжигающего взгляда, Ставров.

— Капа, я тебе все объясню!..

— Не смей меня называть по имени, убийца! — сказала она. — Ты… ты…

Она тщилась подобрать точное слово, соответствовавшее тому, что она сейчас чувствовала по отношению к нему, этому мерзкому убийце ее любимого мужа, так походившему на без вести пропавшего много лет назад отца, но это слово никак не отыскивалось, и ей оставалось только смотреть на него, чтобы хотя бы взглядом передать свои чувства, и ей это прекрасно удавалось, потому что взгляд ее толкал Ставрова из кабинета, как натиск ураганного ветра, которому очень трудно, невозможно противостоять, и Георгий пятился все дальше и дальше, лишь бы только уйти от ее взгляда, и когда он все-таки выскочил сначала из кабинета в переднюю, а оттуда — на крылечко дома, то услышал позади себя, как она закричала…