Зимопись. Книга 2. Как я был волком (СИ)

Я откусил с его «шампура». Фу. Сказал бы когда-то. Снаружи горелое, внутри почти сырое. Но после пещерных деликатесов…

— Приятного аппетита, — сказал я. — Тома, помоги.

Вдвоем мы сняли шкворчавшую тушу с огня. Игнорируя внешний палено-едкий смрад, мы вдыхали вкусный дым изнутри. Сводящий с ума запах заполнил не только легкие, но и весь пищевод.

— Значит, не будешь? — подначил я.

— Сам дурак.

— Как будем рвать?

— Зубами, — кровожадно сообщила Тома.

Едва подостыло, я надгрыз и вырвал две сгоревшие снаружи ноги. Одну протянул Томе, еще одну выломал себе Юлиан. Долго не слышалось ничего, кроме блаженного чавканья.

Мясо. Жареное. В стране людоедов и вегетарианцев. Нектар и амброзия.

Юлиан разделил подгоревшую тушу на куски. Где-то не прожарилось, где-то выгорело полностью, но некоторые части… м-м-м. Ради этого стоит жить на свете. Что такое банальное увидеть Париж по сравнению с жареным мясом?!

Непрожарившееся я подкладывал Юлиану. Ему и это бесподобно, а нам больше вкусного достанется.

Через некоторое время мы уже придирчиво выбирали, где откусывать, а что выбрасывать. Выбросить пришлось много. Первый блин… то бишь волк — пеплом.

Насытившийся Юлиан спросил:

— Что такое тарзанка? Правильно назвал?

— Да, — сказала Тома, — это…

— Веревка над водой, — опередил я, произнеся одновременно с ее начальным «да».

Тома обиженно надула губки. Юлиан недовольно выдохнул:

— Это я понял. Для чего?

— Для удовольствия.

Вытаращенные глаза парня оккупировали пол-лица:

— Какого?

— Ну, этого самого. — Мои руки сотворили неопределенное движение. — Прыгать.

— Самому? Зачем?!

— Ты же прыгал. Поэтому не «зачем», а «куда». В воду. Ощутить полет.

— А-а, — протянул он, успокаиваясь.

Теперь удивленно вскинулась Тома:

— А что?

— Вообще-то, там собирались вешать человека. Я думал, что вы в курсе. Скорее всего, его и повесили перед уходом. Мы к озеру не спускались, а то бы увидели.

Аппетит был безбожно испорчен.

— Если им веревку не жалко, — продолжил Юлиан, прожевав еще кусок и довольно рыгнув, — то там и висит. Но они все с трупов сняли. Наверно и этого скинули, а веревку забрали.

Внесем в копилку развлечений: прокатиться на петле для висельника. Ставим галочку.

Брр.

Тьма окружила догорающий костер. Мы огляделись.

Спать прямо здесь? У костра не замерзнем, это плюс. Но местность открыта как на ладони. Это такой минус, что перечеркивает любой плюс. Спасут только большое количество людей с оружием и псина, оставленная на охране.

Мечтать не вредно.

— Юлиан, присмотри в округе что-нибудь для ночлега, — попросил я.

Надо пользоваться его еще не выветрившимися звериными способностями.

Юлиан появился минут через десять и приглашающе махнул рукой. Мы отправились в его сторону, прихватив остатки мяса.

— Там! — Метров через пятьсот парень указал на крону одного из деревьев.

Кто-то давно сплел и оставил привычное нам гнездо. Ветки высохли и жутчайше трещали, но каркас оставался жестким. Только листьев накидать.

Я одобрительно кивнул:

— Остановимся здесь.

Мы насадили мясо на прутья и забросили вверх. Тому и меня Юлиан подсадил, затем легко вспорхнул сам. Тома добралась первой, сразу начав «стелить постель». Юлиан надрывал лиственные веточки с мест подальше, чтобы не оголять место ночевки. А я застыл в недоумении: здесь спали двое и гнездо делали под себя. Выдержит ли троих? Воодушевленный вид Томы заявлял: еще как выдержит, а если надо — выдержит еще не то. Снова оптимистит. Не люблю, когда она такая. Оптимист — это пессимист, у которого мало фактов. Не желая неприятностей, мои руки и ноги по очереди опробовали конструкцию на прочность со всех сторон. Каркас скрипел, похрустывал, но не ломался.

— А я говорила! — радостно выдала Тома по этому поводу, хотя не говорила, а только намекала всем горевшим надеждой обликом. — Наверное, строила сбежавшая парочка типа Ивы и Хлыста. Уютное гнездышко для счастья. Романтическая мечта любой девушки.

— Давно ли рай в шалаше стал твоим идеалом? — осведомился я со скепсисом.

Томин взор тепло скакнул на работящего малого. Она предпочла не отвечать. Где-то под тонким слоем цивилизованности некие куколки превращались в бабочек и рвались на волю.

Я еще раз ударил ногой в главную несущую ветвь, но та лишь завибрировала. Однако, надежно.

— Облом не удался? — скаламбурила Тома.

Пришлось уводить разговор в сторону.

— Ива и Хлыст, говоришь? Крепостные тут ни при чем. Откуда у них человолчьи навыки? Это давняя работа стаи, еще до нашего с ней знакомства.

«Или другой стаи», — стукнуло в лоб изнутри.

Если волчьих сообществ много, почему человолчье должно оставаться единственным? Только потому, что мы других не встречали?

— Юлиан, — начал я вкрадчиво, думая, как бы не слишком пугать Тому открытием. Но держать такое при себе тоже нельзя. — Стая когда-нибудь пересекалась с другими стаями?

— Естественно.