Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой

Вставив подмерзшие ноги в обувку, я шмыгнул назад. Гордей что-то выспрашивал у Томы. Ее лицо сосредоточенно замерло, пальцы перебирали и потирали друг друга, ступня кружила по примятой траве. Радостный вскрик возвестил мое появление, и Тома умчалась к долгожданной воде.

Царевич указал на место рядом с собой.

– Сколько вам зим?

Мне стало смешно.

– Лет?

– У вас так? – Гордей осекся и кивнул, не собираясь выслушивать объяснения.

Ну, еще бы. «Не слушать ангелов. Не спрашивать о Том мире. Кто слушал, да будет вырван его язык или отсечена голова». Чудесный закон.

– Мне пятнадцать… – увидев, как взлетают брови царевича (дурак, он же сейчас Тому опрашивал), я быстро закончил: – почти. А Томе уже.

– А как со здоровьем?

– Ничем не болеем. А что?

– Это прекрасно. Читать умеешь?

– Естественно.

– Прочти.

Он протянул кусочек кожи с начертанной витиеватой кириллицей фразой «Алле хвала».

– Алле хвала.

– А сколько бойников в моем отряде?

Бойниками, как уже стало понятно, он называл копейщиков в белых балахонах.

– Восемь. – Я сразу поправился: – Без командира.

– А если бы их было в три раза больше?

– Двадцать четыре.

Мгновенные ответы, выданные без раздумий, вызвали почти детский восторг:

– А если половину убьют?

– Двенадцать.

Довольная улыбка расплылась по бородатой физиономии царевича:

– Вас ждет великое будущее.

Если это экзамен – мы попали куда надо. Здесь я интеллектуальный Гулливер среди лилипутов, Эйнштейн и Перельман в одном флаконе. А помимо таблицы умножения я знаю когнитивный диссонанс, осциллограф, косинус, адронный коллайдер и много других умных слов.

По траве зашлепали шаги: вернулась Тома. Чистая, довольная. Бойники понесли к воде матерившегося Шурика, он требовал не кантовать, а бросить и дать умереть спокойно. И Малика захватили – мыться и помогать мыть Шурика.

Местные жители оказались мастерами на все руки. На костре, с которого уже сняли котел, некоторое время прокаливались бронзовые иглы, затем из мешка достали чем-то пропитанную вонючую нить. Отмытого Шурика водрузили на место и принялись споро зашивать ему рваные раны, не обращая внимания на вопли и конвульсивные дергания.

– Если это медицина, тогда что такое бардак? – орал Шурик. – Они делают мне так хорошо, как я бы им сделал на голову с тем же удовольствием. У них есть антибиотики?

– Есть кое-что лучше, – хмыкнул наблюдавший за процессом Малик.

Раны присыпали пеплом и каким-то травяным порошком из мешочка.

В момент особенно сильного крика Тома не выдержала. Ее колени опустились возле головы несчастного, ладони взяли бесновавшегося пациента за щеки, лицо склонилось, а губы… Губы впились в неистовствовавший рот, вмиг смирили, обняли, впитали, успокоили… и еще раз нежно поцеловали на прощание.

Тома виновато оглянулась на меня:

– Он так кричал…

Я пожал плечами. С какой стати осуждать, кто я для этого? И если быть честным, отказался бы сам от такой же анестезии?

Малику на время мытья развязали руки, правда, приводить себя в порядок ему пришлось под направленными в лицо копьями бойников. Он сделал себе перевязку с небольшим количеством местного обеззараживателя. Его вновь связали.

Отходивший от операции Шурик теперь с видом усталого патриция возлежал у костра.

– Что скажете за наше прошлое? – полюбопытствовал он. – Мы же в прошлом? Я, конечно, бываю местами поц, но не настолько, чтобы брать халоймыс на постном масле.

– Переведи, – попросил я.

– Да, ерунда. Еще имею сказать, что хороший тухис тоже нахес.

– Тоже переведи, – вновь потребовал я.

– Да, – включилась и тут же смущенно выключилась из разговора Тома.

После внезапного порыва она старательно не смотрела в сторону одессита.

Ей Шурик отказать не смог. И тоже смутился.

– Это типа поговорки «горе не беда». Типа не беда, а даже как бы наоборот. Не беда. Горе. Да.

Тут Шурик увидел подтаскиваемый ему под бок долгожданный котел:

– Что у нас на жидкое?

Это была каша. Какая это была каша! Дома я нос воротил, считал несъедобной. Любую. Как же я ошибался!

Ели прямо из котла. Деревянными ложками. В две смены. Мы, четверо пришлых плюс Гордей, затем, оттащив котел от раненого, бойники.

– А мяса здесь не водится? – Быстро насытившийся Малик поводил ложкой в котле, разыскивая что-нибудь более основательное.

– И я бы не отказался, – мечтательно закатил глаза Шурик.

Перед его мысленным взором материализовался, шкворча и брызгая одуряющим ароматом, роскошный шашлычок. Даже я увидел. Мало того, я ощутил запах, вкус и игру солнечных бликов на живущих одним мигом сгорающих капельках жира.

Бойники, к тому времени достаточно доброжелательно относившиеся ко всем нам, отшатнулись.

– Мяса?!

– Одно слово – черти, – презрительно и безысходно махнул рукой Гордей. Потом он глянул на солнце. – Наша задача – дойти до башни без ночевки. Запас времени пока есть, но лучше поторопиться.

Зашаркали обиваемые от налипшей грязи ноги кого-то из бойников – он отправился к злополучному дереву с вещами и флагами. Через минуту второй флаг был спущен, отныне над лесом гордо реял один первоначальный.