Зинуля

Фёдор Иванович (заходит с другой стороны, натыкается на кирпичину, смеётся).Боевые доспехи можно отодвинуть?

Зинуля не отвечает.

Фёдор Иванович (отпихнув ногой кирпичи, присаживается перед Зинулей на корточки. Ласково).Посмотри на меня... Эй! (Ткнул её в плечо).

Зинуля молчит.

Фёдор Иванович. Ну, подними глаза! (Рукой приподнимает подбородок).

Теперь она вынуждена смотреть на него.

Фёдор Иванович. Я сейчас уберу руку – голову не опускай. Не опустишь? Я спрашиваю тебя, не опустишь? Отвечай на мой вопрос.

Зинуля молчит.

Фёдор Иванович. Имей в виду, если ты голову опустишь – я её снова подниму. Так что опускать смысла нет. Поняла? (Убирает руку от подбородка).

Зинуля голову не опускает.

Фёдор Иванович (с иронией).Лучшего места не нашла, чтобы выразить свои гражданские чувства? (Вздыхает).Сколько раз ты была у меня? Десять-пятнадцать, да?

Зинуля не отвечает.

Фёдор Иванович. Видишь, сколько я ночей потерял. Зря! Мы же с тобой больше разговариваем, чем занимаемся любовью, извини, когда ты приходишь ко мне. Я считал, что это моё оправдание перед тобой. Ты молодая девушка, я уже лысый... Заставляю тебя существовать в казарменном режиме – в пять подъем, шагом марш! Но зато я думал, я тебя уму-разуму научил, помог в чем-то разобраться, понять, усвоить, не быть такой глупенькой-глупенькой, какой тебя выпустили в жизнь твоё родители – романтики-моряки! Отец твой, боцман с острова Сахалин! Оказывается, я напрасно старался! Мне тогда оправдания нет! Я тогда просто обыкновенный плут, мелкий грешник. А я о себе лучшего мнения, прости, пожалуйста, за хвастовство! Вставай – пойдём...

Зинуля покачала головой.

Фёдор Иванович. Не намерена вставать?

Зинуля. Нет.

Фёдор Иванович. А можно, я тебе скажу, почему ты не хочешь вставать?

Зинуля. Я знаю, почему.

Фёдор Иванович. Не знаешь. Я знаю, а ты не знаешь. Я про тебя в тысячу раз знаю больше, чем ты про себя знаешь.

Зинуля. Не в тысячу. Меньше... (Чуть улыбнулась).

Фёдор Иванович. Дай я тебя поцелую... (Притягивает к себе).

Зинуля отстраняет его.

Фёдор Иванович. Вот когда ты улыбаешься сквозь слёзы, это прекрасно! Тебя надо специально бить, чтобы ты плакала, а потом улыбалась сквозь слёзы... (Смеётся).

Зинуля. Меня уже сегодня били.

Фёдор Иванович. А теперь ты с этого пенька наносишь ответный удар, да?

Зинуля не отвечает.

Фёдор Иванович. Ой, детка!.. (Помолчав).Так вот, чтоб ты знала: ты здесь сидишь только по одной-единственной причине. Потому что ты села! Сесть легко, встать трудно. Это давно известно. Зина Коптяева объявила ультиматум! Как же она может встать? Что скажут люди, если она встанет? Это же позор, полное поражение, стройка обхохочется! Так?

Зинуля. Нет, не так.

Фёдор Иванович. Так, так. Только все наоборот: вот если ты здесь досидишь до утра, тогда обхохочется стройка. И всю жизнь будут на тебя пальцем показывать: вон идет та сумасшедшая, которая на пеньке сидела. А завтра вечером во всех общежитиях этого города, а он состоит из одних общежитий, этот город, будет написано пять тысяч писем. (Передразнивает).«Ой, а тут у нас вчерась одна девка-то что учудила – села на пенёк в лесу. И заявила...» Как фамилия шоферюги, который тебя обидел?

Зинуля. Не важно.

Фёдор Иванович. Как фамилия?

Зинуля. Петренко...

Фёдор Иванович. «И заявила: «Пока Петренко на мне не женится, я с пенька не сойду». А этот Петренко, оказывается, женатый, шофер, она с ним гуляла и забеременела, и теперича сидит на пеньке уже пятые сутки и качает права!»

Зинуля не реагирует, сидит мрачная.