Зинзивер

Да-да, это он ископытил тропку, перебежал дорогу Розочке и закрыл дверь, чтобы не впускать ее. Волосы на голове зашевелились. В порыве отчаяния вскочил, чтобы схватиться с этим новым Кощеем, и чуть не свалился на пол.

В дверь купе так громко стучали железом по железу, что спросонок показалось - ломятся, чтобы спасти меня.

- Эй, новенький русский, ты здесь?!

- Здесь, здесь, Розочка! - откликнулся непроизвольно и, укусив руку, окончательно проснулся.

- Смотри-ка - Розочка?! Может, я - Балда Ивановна?!

Люси хрипло засмеялась и тут же закашлялась - глубинно, с легочным подскребом. Я отодвинул дверь.

- Вы бы в больницу сходили на флюорографию. У вас пневмония, - сказал с сочувствием.

- Ага, двусторонняя, - с удовольствием подтвердила Люси и объявила, что через полчаса туалеты будут закрыты - Москва. И уже - мне: - Всего-то и делов - с американских сигарет перешла на "Яву".

Я расстался с Люси и ее напарницей почти дружески, но знакомство с ними оставило тягостное впечатление. Эти девушки, сами того не сознавая, демонстрировали своим поведением перемены, происходящие в стране. Какая уж тут музыка?!

Господи, мой лучший город - Москва! В ней прошли мои студенческие годы, здесь мы с Розочкой встретились, ходили в Третьяковку, Пушкинский, тусовались на поэтических сборищах у памятника Александру Сергеевичу. А поездки: в Поленово, Шахматово, Константиново (как зеницу ока берегу фарфоровую стопочку с яркими желтыми подсолнухами по внешней стороне, которую купил там, в сельском магазине, и там же опробовал с однокашниками на высоком и зеленом берегу Оки во здравие великого Русского Поэта). А поездки в Загорск, Абрамцево и просто на природу, как мы тогда говорили - на пленэр?!

Хорошо помню, как впервые приехал из Барнаула: динамики играли бравурную музыку, диктор ежеминутно сообщала, что мы подъезжаем к столице нашей Родины, красивейшему городу - Москве! Перечислялись спортивные общества, стадионы, парки, учебные заведения, среди которых мой слух выделил МГУ, единственные в мире Литинститут, ВГИК и Университет имени Патриса Лумумбы. Во всем ощущалась добротность, порядок и государственная любовь к новому советскому человеку.

Где это всё? Почему же, как ящерица,

холодны и мерзки милые рты?

Не знает никто, ведь в вазе не старятся

из мертвой бумаги - живые цветы.

В самом деле, где чистота, порядок и государственная любовь?! Где сам советский человек, куда делся? Во всех трудовых коллективах его воспитанию отдавалось все свободное и несвободное время, и вдруг н?а тебе, его нет, исчез! И что любопытно - даже следов не оставил. Я вот думаю, может, новый советский человек все-таки не исчез, не канул в Лету, а мгновенно трансформировался в нового русского, азербайджанца, армянина, грузина и так далее, и так далее?!

Москва! Москва!.. Как и в давние времена, меня сразу же захватил людской водоворот. Однако его нельзя было сравнить с тем, прежним: чистеньким, празднично приподнятым и в то же время всегда вежливо-робким и отзывчивым. Увы, этот водоворот был другим, он нес на себе печать всех внешних и внутренних нечистот. Переполненные и перевернутые урны, мусор, битое стекло, клочья газет и оберточной бумаги, втоптанные в блевотину и жижу, грязь и зловоние, - все это напоминало втягивающую воронку болота, пукающую ядовитыми газами. Я чувствовал, что не вписываюсь в толпу. Несколько раз меня останавливали дружески подмигивающие личности. Опасливо оглядываясь, предлагали немедленно пройти в подворотню, обещая сейчас же осчастливить какими-то непонятными товарами за весьма и весьма низкую цену.

Внутри вокзала были та же грязь и беспредел. Возле бюста Ленина стояла непроходимая толпа (слушала частушечников). Запомнилось:

"А наш Попа Гавриил москвичам х... побрил!

Попа - ж... Америка - Европа!

Быдло Эльца приподняло, Эльца Быдлу приподнял - тута Быдло Эльцей стало, ну а Эльца Быдлой стал! Опа - ж... Америка - Европа!"

Откровенно говоря, мне частушки не понравились. Я люблю частушки веселые, остроумные, добрые. И уж никак не грязные и злобные. Судя по тому, что "народ безмолвствовал", частушки пелись не для людей, а для ленинского бюста.

Москва, Москва, как ты пала! Россия будет спасена провинцией, которую, как и прежде, ты, столица, обманываешь в своих подворотнях. Слава Богу, что "народ безмолвствует"!

В очереди за пирожками то и дело возникала перебранка по причине политических пристрастий.

К лотку подошли два плотно сбитых парня в таких же, как и я, кожанах. Оттеснили так называемых первоочередников, стали набирать в пакет пирожки. Очередь заволновалась, приказала лоточнице не обслуживать нахалов. Нахалы, недолго думая, сняли лоток с табуретки (для равновесия он стоял одним концом на ней) и по-хозяйски покатили его в другой конец зала. Лоточница тоже как ни в чем не бывало пошла за ними.

- Милиция, где милиция?! Я - фронтовик! - закричал небритый мужчина с большим сомьим ртом.

Я обратил внимание, что на людях и у меня рот непомерно увеличивался от голода.