- Давити... он герой, - тихо сказала она.
Глаза офицера заледенели. Теперь он не походил на развеселого грузина из анекдотов. Так мог бы смотреть матерый контрразведчик. Кем он, скорее всего, и являлся.
- И где ты с ним познакомилась?
- За перевалом Берой, - шепнула она.
Это был условный знак для посвященных. За перевалом Берой в прошлую войну геройски погибла рота грузинского спецназа, прикрывая отступление тыловых служб, в числе которых - военный госпиталь с преимущественно женщинами-врачами... Рядовое событие для любой войны, в Грузии оно приобрело совершенно особое, священное значение. И совершенно особый смысл. С названием перевала шутить было не принято.
- Я не знаю, кто ты, - медленно сказал майор. - Даже представить боюсь. И не знаю, через что тебе довелось пройти. Но... послушай старого грузина, плохого не скажу. Не доверяйся европейцам, девочка. Они пока что нужны нам, чтоб сбить с русских лишнюю спесь. Но они пришли, и они уйдут. А Картли останется. Родина... родная земля... она всегда примет тебя! Где бы ты ни родилась, где бы ни жила прежде! Примет, укроет своими каменными ладонями, согреет жарким солнцем! Пока светит жаркое солнце, поют наши мужчины! Пока поют мужчины, девушки расцветают подобно розам! Пока поют мужчины и танцуют девушки-розы, будет жить благословенная Картли! Только здесь должно оставаться твое сердце! Понимаешь меня, гогона?
- Понимаю, - ответила она. И пропела еле слышно:
- Тбилисо, мзис да вардэбис мхарео...
Тбилиси, солнца и роз край... Никто, кроме грузин, не чувствовал, не понимал магии этой песни, ее переполненности страстной любовью к своей земле. Она - понимала.
Майор при первых звуках песни просиял и подхватил. И над военной дорогой, назло грохоту пролетавших над головой ударных вертолетов, разлилось вибрирующее грузинское многоголосие...
- Сад арис тчагара мтацминда... - закончил майор и вытер невольные слезы.
- Мтацминда вас ждет, - тихонько сказала она. - Я верю. Не сейчас. Но ждет.