Зюзя. Книга первая

Схватив в обе руки жестянки с едой, уже хотел было выбираться, как вдруг заметил небольшой, криво запаянный пакет с бумагами. Даже не задумываясь, прихватил с собой, потом посмотрю.

И мы устроили с Зюзей пир. В найденную миску я вывалил ей сразу две банки тушёнки с гречкой и, пожелав приятного аппетита, принялся за свою порцию. Затем откушал ананасов, сладко при этом жмурясь и наслаждаясь каждой долькой лакомства, и только потом, сыто развалившись на кровати, приступил к изучению найденных тут бумаг.

Это оказались чистые накладные со штампом города Фоминска. Теперь понятно, куда я попал – в схрон купцов. Катаются люди туда и обратно, всякие полезности возят – поэтому к их рукам обязательно что-то прилипнуть должно, в этом вся суть торговли. А раз они, на сколько мне известно, не сами по себе, а на службе у Андрея Петровича состоят, то излишки с иными гешефтами вот так запросто легализовать не могут – сразу во имя общего блага власти отберут и хорошо, если в трудовые отряды за излишнюю пронырливость не отправят. Ай, молодцы, мужички! Ай, молодцы… И тайник свой гениально оборудовали! Отдельно стоящий домик – ни мародёрам, ни иным охотникам за наживой не интересен. Даже двери не заперли – заходи, смотри – пусто. Решит Фролов на чистоту с преданностью проверить – да, останавливаются здесь они иногда, ноги размять или перекусить чем Бог послал, не больше. Вот прямо уважаю их и благодарю.

За окном пелена дождя стала спадать, наступало время задуматься о ночлеге. Оставаться тут было опасно – вдруг приедут истинные хозяева всего этого добра, тогда объяснений не избежать, а мне разговоров с купцами вести очень не хотелось. Потому что не будут они диспуты устраивать – схватят за гриву и обратно повезут. Потому, посовещавшись, мы решили двигаться дальше. Да, я совещаюсь с доберманом. Она же разумная собака, а не отпетая идиотка, и идёт со мной исключительно по своей воле – стало быть, имеет полное право на собственное мнение.

Естественно, перед уходом я ещё раз навестил подпол. Взял несколько банок с тушёнкой, банку ананасов, подумав, прихватил два небольших отреза белой, в синий василёк, ткани – модницы должны с руками оторвать. Затем вернул кровать на место, прикрыл дверь и вышел на сырую после дождя насыпь.

Примерно через час, в тишине влажного воздуха, почудились негромкие звуки катящихся колёс. На всякий случай положил ладонь на рельс – ага, присутствует легчайшая вибрация; не ошибся, значит. Естественно, пришлось срочно прятаться. Так и есть, с юга в сторону Фоминска шла та самая крупная блиндированная дрезина, на которой я изначально должен был ехать, как белый человек, в своё светлое будущее. Видимо, преследователи вчера решили меня по темноте не ловить, а поступили хитрее – зацепили на буксир мою ехалку, добрались до конечной станции и наверняка оставили что-то вроде ориентировки на мою персону.

В том, что нас с Зюзей будут искать – даже сомнений не было. И наследил я среди убиенных своих сапожищ знатно, и письмо под перроном забрал – с кого про случившееся в том злополучном доме спрашивать? Вот только мне не интересно такое повышенное внимание. Хватит, пусть без меня разбираются.

Это ребятки на броне ещё свой схрон в подполе не осматривали – вот потеха будет…

К сожалению, данную часть моего железнодорожного путешествия придётся заканчивать. Как ни крути, но теперь эти, на дрезине, долго не успокоятся. Будут взад-вперёд гонять и по своей воле, чтобы с вором посчитаться, и Фоменко спуску не даст – заставит. Поэтому я без сожалений позвал Зюзю, сообщил ей об изменениях плана и стал проламываться в сторону от насыпи, очень надеясь скоро оказаться на дороге. Как поступить с письмом – пока не решил. С одной стороны – к Коробову мне теперь хода нет, больше чем уверен – расписали меня там как гибрид Чикатило с Менсоном. С другой стороны – выбросить всегда успею. Мало ли как жизнь сложится – может, и сгодится эта писулька на что. В последнее время моя судьба такие фортели выкидывает – что куда там сценаристам мексиканских мыльных опер! Уже ничему не удивляюсь.

Глава десятая

Традиции советской планировки автомобильных дорог не подвели. Через каких-то двести метров по кустам, колючкам и остролистой, высокой траве я оказался на старой, весьма побитой временем двухполосной транспортной артерии из неизвестно откуда в неизвестно куда. Обилие ям, выбоин, всевозможных кустов, в изобилии прораставших сквозь трещины в асфальте, не пугало. Для пешеходов существуют обочины, и они, как правило, сохраняются лучше всего.

За то, что меня будет видно бронеездунам с насыпи, я совершенно не боялся. Сильно разросшиеся деревья с густым подлеском стояли глухой, абсолютно непрозрачной стеной, надёжно защищающей от любопытных глаз.