Зюзя. Книга третья

Просчитав в уме до тысячи, снял свой примитивный стерилизатор с огня, слил воду. Протёр руки перекисью (спирта в моём рюкзаке не оказалось – дважды перетряхивал. Думаю, кто-то из охотничков использовал его внутрь себя, любимого, а объявить об этом товарищам с последующим восполнением через официальные источники или по-тихому компенсировать недостачу новым флакончиком – постеснялся), взял прокипячённый нож, снова повернулся спиной к доберману. Её и просить не потребовалось – в голове сразу зажглась знакомая картинка...

***

Самым сложным оказалось преодолеть психологический барьер, заключавшийся в категорическом неприятии вполне понятных и обоснованных насущной необходимостью действий.

Ну вот, хоть ты тресни, не укладывалось в моей голове – как это себя, любимого, резать по живому?! Жалко ведь, не чужой человек... И страх, порождённый ожиданием начала самооперации, тоже никуда не делся – лишь нарастал с каждым мгновением, пока я примеривался к первому разрезу. Не удобно, чёрт... я же правша, а тут левой орудовать приходится.

На всякий случай сжал в зубах палку – помнил, так многие делали, чтобы не заорать в неподходящий момент.

Знание оказалось полезным. Пока разрезал упругую, плотную кожу, пока с ужасом смотрел чужими глазами на бегущие по спине струйки крови – несколько раз чуть в обморок не грохнулся. Спасала деревяшка, в которую впились мои челюсти. Именно она стала тем самым якорем, помогающим оставаться в здравом уме и сознании.

Чем хуже себя чувствовал – тем сильнее сжимал зубами палку, стараясь её влажноватым, с примесью трухи, вкусом заглушить не самые приятные ощущения от этой добровольной экзекуции.

Просроченное обезболивающее действовало плохо. Я очень отчётливо ощущал малейшее шевеление лезвия ножа в теле, по полной прочувствовал каждое своё неуклюжее движение. А ещё я узнал, что косметический пинцет в таких делах – полная, бесполезнейшая вещь.

Свинцовый шарик, на моё счастье, засел неглубоко, однако напряжённые мышцы не отпускали его, зажав со всех сторон, словно тиски. Как ни старайся – не вытащишь. Слишком слабый захват получается – насечек нет, губки гладкие, сильно нажмёшь – половинки «играть» начинают. Плоскогубцы с узкой рабочей частью для такой цели подошли бы гораздо лучше, но вот нет их у меня!

Помучавшись так некоторое время, всё же решил прекратить издевательство над собственным организмом и воспользоваться своим импровизированным скальпелем.

Фруктовый нож для извлечения дроби оказался так же непригоден – слишком узкое, не предназначенное для хирургии остриё никак не хотело подцеплять инородное тело. Этот мелкий кухонный ширпотреб всё время соскальзывал, промахивался, и вообще, норовил жить своей жизнью. Пришлось, в качестве попытки №3, доставать засапожник с более толстым, широким лезвием, наскоро протирать и, не думая про возможную инфекцию, выковыривать им подарочек от фоминских стрелков.

Получилось с четвёртого или пятого раза – не особо считал, с уже совсем измочаленной палкой в зубах...

Как выпал свинцовый шарик, Зюзя не заметила, полностью концентрируясь на моей возне с ножом. Зато я почувствовал нечто тяжёленькое, бодро скатывающееся по спине вниз. Пощупал, потыкал пальцем – не показалось. Избавился. Снова осмотрел рану – расковырял знатно. Не дырочка – дыра алела на правой лопатке. Всё в крови, развороченное. Промыл, присыпал стрептоцидом, наложил повязку. Отдышавшись, занялся рукой, твёрдо вознамерившись разобраться со второй проблемой здесь и сейчас.

Бережно сложив ножи в кастрюльку, повторил подготовку: так же обколол незаживающее место новокаином, так же ждал, пока подействует местная анестезия, так же не слишком помогло.

...Вторая дробина выскочила почти сразу, без всяких ухищрений и возни. Словно только и ждала, когда её подцепит лезвие засапожника и покажет, где выход из моего беспокойного организма. Страшно довольный таким окончанием самопочинки, перешёл к необходимым противовоспалительным манипуляциям, а потом с удовлетворением перебинтовал руку.

– Всё! – я постарался, чтобы мой голос звучал бодро. – Остальные трогать пока не буду. Не беспокоят – и ладно. Спасибо, Зюзя!

Признаваться в том, что у меня больше нет сил на самооперирование, не стал. Надеюсь, насчёт тех трёх дробин не ошибся. Глядишь, закапсулируются себе помаленьку и забудутся.

– Тебе больно? – участливо поинтересовалась доберман, рассматривая бинты.

– Нормально.

– Нет, тебе больно. И у тебя дрожат руки. Болит голова?

Не знаю, как она почувствовала, но Зюзя оказалась полностью права. В моей голове действительно разгоралась уже позабытая боль от старого ранения, стоившего мне глаза. Перенервничал...

Поёжился. Прохладно. Пора идти спать. Быстро оделся, сунул засапожник на его законное место, пинцет вернул в набор и сунул в вещмешок. Собрал ампулы со шприцами, уже ненужный ножик в кастрюльку (не надо всем вокруг знать, чем я тут занимался), естественным способом затушил догорающий костерок.

– Давайте на ночлег устраиваться. Завтра с восходом дальше пойдём.