— Искали новые угодья для охоты. Наша семья уже очень большая, стало мало еды — пришло время молодым уходить и делать свои семьи. Мы, старшие, смотрим где хорошо будет им.
Понятно, территории осматривают… Прямо как разведка у людей. Остался последний вопрос:
— На меня и тех пятерых бедолаг зачем напали?
Нам нужна еда, а люди не нужны.
Вроде бы спросил обо всём, что хотел. Пора заканчивать. Хотя нет, есть ещё один.
— Почему вы с нами сражаетесь?
Серый задумался, внимательно глядя мне в глаза и что-то для себя решая. Потом ответил:
— Я молод, поэтому об обретении разума знаю только от отца. Он говорил, что разум пришёл не сразу ко всем. Кто-то принял его быстро, кто-то ещё долго бегал диким, постепенно обретая себя. Первые разумные решили увести всех своих братьев как можно дальше от вас, чтобы в покое и безопасности все смогли принять дар. Вот только память никуда не делась. Мне отец рассказывал, как он молодым у реки видел женщину, которая топила маленьких детей собаки, а их мать скулила у её ног, прося пощадить. Рассказывал про охоту, капканы. Другие, кто помнит жизнь без разума, особенно из городов, тоже много рассказывали, как вы любите убивать просто так — камнями, палками, отравой. Вы — зло. Потому и началась война — от людей даже в лесах покоя не было.
В тот год многие, кто ранее жил с людьми, погибли. Они не могли выжить без вас, потому что не умели! Замерзали, голодали… Но помнили, для чего их держали… Я их понимаю. Лучше умереть свободным, чем жить в ожидании дня, когда тебя съедят.
Потом вы разбрасывали болезнь, от которой умирали все. А теперь мы, разумные, видим, что вы сами себя уничтожаете. Нет охоты на нас — охотитесь на других людей и убиваете. Нам нужно просто подождать, когда вы закончитесь. В большой войне нет необходимости.
Нда… Вот зачем спросил? В великом знании — великие печали…
— Ты выполнил свой договор. Надеюсь, мы больше не увидимся никогда.
Серый встал, потянулся, посмотрел мне в глаза.
— Между нами нет мести.
— Между нами нет мести, — вслед за ним повторил и я, чувствуя в этих словах что-то ритуальное.
Услышав это, тварь сразу, не прощаясь, развернулся и скрылся в деревьях. Уф-ф-ф! Только сейчас стало понятно, с каким напряжением далась мне эта беседа. Волосы, рубашка, штаны насквозь пропитались потом. Самочувствие — словно машину кирпича разгрузил. Однако расслабляться было рано.
— Бублик, зачем ты мне помог? — я не отводил глаз от пса. — Почему? Ты же мог просто мне ничего не говорить, из-за меня у вас столько горя произошло…
— Алексей бы одобрил. Он любил этот мир и не любил смерть. Пусть будет в память о нём.
— И всё?
— Нет. Ещё из-за неё,
— неожиданно, вместо мыслеобраза Зюзи в голове появилось изображение двух прекрасных доберманов. Один чуть побольше, весь такой по-арийски сдержанный и грозный; другая поменьше, неуловимо женственная. — Я знал её родителей и видел от них только хорошее. Она — твоя семья. Береги!— Спасибо… — прошептал я и склонил голову. Хотелось как-то дать понять старому псу всю глубину моей искренней благодарности за его поступок, но я не знал, как это сделать. Казалось, любые слова будут лишними, напыщенно обесценивающими мои истинные чувства. Мудрая собака и тут прочла меня, словно раскрытую книгу.