Зюзя (СИ)

— Сделай её счастливой — это будет самая лучшая благодарность. Нам пора расставаться. Вас ждёт дорога, а меня моя семья. О людях с юга я сам расскажу кому-нибудь из гарнизона, не беспокойся. Рося выведет вас, куда скажете. Прощайте.

Грустно, как-то по-отечески глядя на меня, лабрадор захромал в сторону своего бывшего дома. Я молчал. Неожиданно он обернулся и произнёс самое странное слово, услышанное мною за последнее десятилетие.

Лимпопо.

— Что???

— Лимпопо. Именно туда мы шли с друзьями, когда покинули базу. Верили в доброго доктора, который сидит под деревом в тёплой Африке и все дружат со всеми, а самое страшное зло — всегда побеждаемый Бармалей. Молодые были, глупые…

… Пёс давно ушёл, а я всё сидел на траве, совершенно не обращая внимания на окружающий мир, и в голове у меня крутилась всего одна фраза из дневника Дмитрия: «Потешный лабрадор Бублик…». Как же тебя жизнь потрепала…

… Из этого состояния меня вывело тихое поскуливание добермана, решившей таким образом привлечь моё внимание.

— Ты грустить? Не надо, пойдём, — как умела, старалась подбодрить меня моя спутница. — До твой дом ещё далеко.

Я встал, тряхнул головой, чтобы сбросить грусть-печаль, осмотрелся и как можно бодрее, обратился к неизвестно, когда появившейся и крутящейся неподалёку провожатой:

— Рося, проведи меня, пожалуйста, в ближайшую деревню где есть дома и нет людей.

Собачка понимающе вильнула хвостом и легко побежала на юго-запад, не разбирая дороги. Я пошёл за ней. Мне была необходима привязка к местности — у Лёхи я так и не удосужился узнать своё точное местоположение в этом мире. Потому и решил поискать в брошенных домах, помимо патронов, какие-либо адресные документы, квитанции, справки, тщательно сберегаемые прежними владельцами в ящиках сервантов, что под полками с хрусталём.

Часа через полтора мы оказались на окраине когда-то зажиточной деревни. Добротные дома, устоявшие под всеми невзгодами прошедшего десятилетия, словно ждали своих хозяев, нахмурившись чужакам провалами окон. Потемневшие сараи, гаражи, курятники выглядели одинокими среди буйной, давно не кошеной травы. Что же, приступим, побуду незваным гостем…

В первом же доме мне повезло. Удалось найти целую пачку древних, пожелтевших, с выцветшими буквами, счетов за электроэнергию. Нашёл адрес, открыл атлас, ага… Не так далеко я и отклонился. Сразу же наметил себе путь ещё через пару деревень, чтобы потом выйти на дорогу неподалёку от злополучной железки, пройти по ней километров тридцать и начать забирать вправо, чтобы двигаться строго на юг. Вот только где гарнизон? Не хочу случайно туда выйти.

— Рося, ты знаешь, где много людей живёт? То место, куда полковник, в смысле второй человек, что из-под земли со мной вылез, ушёл? Там ещё рельсы есть.

— Да. — услышал я её ответ.

— Ты сможешь меня провести так, чтобы обойти поселение и выйти на дорогу?

На этот раз ответом стало негромкое: «Тяв!» и немного склонённая набок голова. Вот и хорошо. Теперь спокойно можно деревеньку обшарить.

Обычно я настойчиво не рекомендовал доберману заходить без меня в пустые дома. И не потому, что имею какие-то предрассудки. Причина самая простая — полно разбитого стекла на полу из окон, сервантов, люстр. Порежет лапу — и что делать? И мне неприятно, и ей радости мало. Однако Рося об этом не знала или не задумывалась, и хвостиком ввинтилась вслед за мной, а за ней увязалась, позабыв об опасности, и Зюзя.

Когда я заметил этих двух любопытствующих дам, то ужаснулся. Они стояли прямо на осколках непонятно чего бутылочного цвета, в изобилии разбросанного по комнате, и с интересом смотрели на стену.

— Так, красавицы! Не двигайтесь! Вы прямо на стекле стоите, сейчас все лапы порежете себе!

Вместо ответа был вопрос:

— Кто это?

— Где? — невольно сменил тему и я; проследил за направлением собачьих взглядов и увидел два плохо ретушированных, чёрно-белых портрета молодого мужчины в форме танкиста и неулыбчивой, такой же молодой, женщины. Сохранились, ни смотря ни на что… Накатила грустная ностальгия. Похожие портреты висели у моего деда с бабушкой. Я никогда не верил, что красивый, весёлый парень — это дедушка. Слишком по-разному выглядели человек из рамки и он. Теперь понимаю — разница была в пятьдесят лет; а тогда мне, ребёнку, казалось, что дед был на свете всегда и всегда был именно таким, каким я его видел в тот момент. Бабушка наоборот, почти не изменилась, только морщин добавилось.