Зюзя (СИ)

Понятное дело, шила в мешке не утаить и народ знает о других городах, но ничего конкретного — так, торгуем помаленьку. Вот только пока мы официально молчим — они где-то далеко, за тридевять земель. А вот когда зашевелимся… Потому и налаживаем дипломатию втайне, вряд ли у Коробова ситуация иная — шебутного народа везде полно. По уму сначала обговорим основное, обсудим, а уж потом и послами перебрасываться начнём для закрепления, так сказать.

Послать своих доверенных людей вместо вас я сейчас не могу — у них другие задачи. Так что остаётесь вы. И вообще, что вам не нравится, убийца камешком?

На последний аргумент возразить было совсем нечего, и я даже испуганно замахал руками.

— Да не спорю я, просто разобраться хочу. Чтобы не накосячить по незнанию.

— Не накосячите. В случае чего письмо выбросите, только и всего. Код, которым написан текст, вряд ли кто-нибудь сможет прочесть кроме меня и полковника. Он ему по роду службы знаком, мне по курсам криптографии. А даже если и прочтёт кто-нибудь — то расстроится. Там никаких тайн нет, скорее личное обращение. Больше скажу — я понимаю, что воспоминания об этом человеке у вас так себе, потому требовать передачу из рук в руки не стану. Просто изыщите способ передать письмо кому-то, наделённому властью. Да хоть в окно закиньте, как анонимку — мне без разницы, главное результат. Если по неким обстоятельствам решитесь на прямой контакт с подчинёнными полковника — не вздумайте лгать. Отвечайте честно на все вопросы. Так что, даёте мне слово?

— Да.

Мы скрепили договор рукопожатием.

— Пойдёмте. Пора. К сожалению, от кандалов вам придётся избавляться без кузнеца, но тут я кое-чем смогу помочь.

Меня грыз червячок сомнения.

— А всё же, почему отпускаете — истинную причину назвать можете?

Сергей Юрьевич грустно посмотрел на меня и его лицо стало каким-то… человечным, что ли…

— Чтобы Богом себя не чувствовать, — совершенно серьёзно ответил он. — Понимаете, когда у человека в руках большая власть, он начинает переставать быть человеком. Он начинает всё знать, всё видеть лучше других. Следующий этап — вершитель судеб. Захватывает это дело очень… Вот поэтому я всегда стараюсь от земли не отрываться и, по внутреннему убеждению, или желанию собственной левой пятки, виновных не назначать. Да и какой прок от вашей смерти? Разве что новый грех на душу. И вообще, — смутился Фролов. — Хватит философствовать, пойдёмте.

Меня вернули в камеру, а через час ко мне пришёл неизвестный с большой, видавшей виды сумкой. Ни слова не говоря, он достал из неё ножовку по металлу и принялся перепиливать заклёпки на кандалах, благо щель между половинками браслетов позволяла. Работал он усердно, и через каких-то минут двадцать мои ноги стали свободны. Затем всё так же беззвучно взмахом руки указал на выход и мы, пройдя мимо совершенно игнорировавшего нас дежурного, оказались на улице. Практически сразу из темноты к нам подошёл Сергей Юрьевич.

— Уже управились? Молодцы! — бодрым тоном изобразил он радость. — Теперь вот что. Сейчас Дима проведёт вас, Виктор, к реке. Там вы переоденетесь в другую одежду, надуете водный матрац — из старых запасов жертвую, и переправитесь на другой берег. Дальше действуйте по плану, только плавсредство не выбрасывайте, а в кустиках припрячьте — найдём потом, ещё сгодится. Вопросы?

— Как всегда, есть, — не стал скромничать я. — Мне бы хотелось самому выбрать место для пересечения реки, подальше отсюда. В идеале — в районе отрядного полевого стана, где так увлекательно и незабываемо провёл последние дни.

— Нашла? — с прищуром посмотрел на меня особист. Надо же, какой догадливый!

— Угадали.

— Что же… может, оно и к лучшему, что так всё сложилось. Сдаётся мне, что в полях бы вы не задержались, покинули нас не прощаясь. Хорошо. Там сейчас нет никого, так что вариант допустимый, — и, уже обращаясь к Дмитрию. — Доведёшь до поля, дальше не ходи. Если встретите кого — по ситуации разберёшься.

Мой новый сопровождающий понятливо кивнул, и мы попрощались с особистом. Не скажу, что тепло — скорее как люди, которые друг о друге завтра без необходимости и не вспомнят.

Дима, по-прежнему храня безмолвие, повёл меня непонятными зигзагами по ночному Фоминску. Как он тут ориентировался — ума не приложу. Затянутое облаками небо практически не пропускало лунный свет, про уличное освещение и говорить нечего. Однако не заблудился, вывел к незаметной калитке в ограждающем город заборе абсолютно ни единой души не повстречав; за руку, петляя, протащил через ров (видимо, были тут сюрпризы кроме кольев) и только тогда широким, размашистым шагом направился в поля.