Зивелеос

Дети стекались в одно и то же место и разбивали палаточные лагеря с кострами и песнями вокруг давно неработающего завода домашней утвари. Завод некогда обеспечивал всю страну необходимыми в хозяйстве предметами. С появлением товаров из-за рубежа предприятие постепенно зачахло, люди стали разъезжаться, и некогда прекрасный район с детскими заведениями для семей работников завода, со спортивными сооружениями и другими местами отдыха, превратился в никому не нужное захолустье. Этот район и был облюбован кем-то для детей.

С момента их обнаружения информационный поток усилился. Полковник Глупый (с ударением на последний, а не на первый слог) собственной персоной посетил место обитания сбежавших из столицы подростков. К своему удивлению он увидел здесь чёткую военную организацию. Палаточных лагерей было много, и у каждого было название, своё руководство. Дети оказывались почему-то не очень разговорчивыми с представителями власти, ссылаясь на существующие у них инструкции. Однако удалось установить, что в Москве ребят кто-то снабжал деньгами и билетами с подробной картой путешествия. Кто и как это делал дети либо не знали, либо не хотели говорить.

В каждом отряде руководителями были весьма опытные взрослые люди, которым всё было понятно и просто. Все они оказывались сотрудниками находящегося неподалёку (всего в ста километрах от этого места) детского дома и весь палаточный город называли филиалом упомянутого заведения. Деньги на содержание лагеря, как они сообщали поступали, поступали оттуда.

Не составило труда выяснить, что на расчётный счёт именно этого детского дома поступил один из благотворительных переводов, осуществлённых Рыжаковским по приказу Зивелеоса.

Так что эта часть картины постепенно стала проясняться. Найти криминал в устройстве беспризорников на природе в палатках под флагом детского дома и при отличной организации полковнику Глупому (с ударением на «о») не только не удалось, но и не хотелось. В детстве он с удовольствием читал книги Макаренко о таких же почти заведениях и теперь даже позавидовал тем, кто это организовал.

Но служба требовала продолжать расследование. Не могли узнать главного — кто такой Зивелеос. С этим вопросом генерал Дотошкин направился в академию наук, но не так, как это сделал до него генерал Казёнкин, организовав заседание научного совета, а почти частным порядком непосредственно к академику Сергееву Сергею Сергеевичу, тому самому, что высказал предположение о принципиальной возможности научного открытия, которое использует Зивелеос.

Устроившись в глубоких мягких креслах уютного заставленного книгами кабинета круглолицый улыбающийся генерал не очень молодой с виду, но далеко ещё не старый, и в противоположность ему очень древне выглядевший академик, вели тихую непринуждённую беседу. Разумеется, она записывалась на диктофон генералом, но только лишь в целях экономии времени, которое обычно тратится на движения ручки по бумаге, и для создания сугубо приватной обстановки, лишённой протокольных условностей, а потому способствующей откровенной беседе.

Сначала собеседники пошутили по поводу того, что оба носят имя Сергей Сергеевич, являясь дважды тёзками, затем обсудили удивительно тёплый сентябрь, радующий москвичей и гостей столицы солнечными почти безоблачными днями и всё ещё тёплыми ночами, что очень хорошо ещё и по причине празднования в это время Дня города. Выпили по чашечке кофе, предложенного хозяином к шоколадным конфетам и коньяку, принесенными генералом. Правда, пить коньяк почтенного возраста академик отказался, заявив, что у него особый режим питания, не позволяющий пить алкоголь в любое время.

Наконец, дожевав свою конфету, генерал Дотошкин сказал:

— Сергей Сергеевич, а что вы сами теперь думаете об этом проклятом Зивелеосе? Он мне, откровенно говоря, не даёт спать в буквальном смысле этого слова. На самом деле не высыпаюсь.

Академик неожиданно поморщился, проявив неудовольствие:

— Почему вы используете этот термин «проклятый»? Ну, обобрал этот феномен прожигателей жизни в казино и ночном баре. Так что, проклинать его за это? А вот он девушку спас от рук негодяев. Это ведь здорово! Может, мы должны поклониться ему за то, что он берёт на себя труд бороться с отребьем нашего общества?

— Я с вами согласен в какой-то степени, — сказал генерал, — но существуют же законы, Сергей Сергеевич. Не можем же мы допускать самосуд. Если каждый, кто сильный, начнёт творить правосудие по-своему, то что же это будет? Для чего тогда наше законодательство?

Разговор приобретал не совсем желательный характер для служителя сил безопасности страны, которого в данный момент интересовали конкретные ответы, конкретные предложения, но он прекрасно понимал, с кем говорит и потому слушал академика со вниманием.