Зивелеос

Оставив на площади майора Скорикова для координации действий, генерал помчался в аэропорт к вертолётам, вызвав туда же экипированную бригаду дегазаторов.

Маша и Тарас Евлампиевич сидели в отдельном кабинете, обставленном различной аппаратурой. Здесь было много непонятных для непосвящённого человека приборов и устройств. Но сейчас их внимание было направлено на радиоприёмник. Они сидели возле него с самого утра, как только Николай отправился на спасение своей Танюши. Здесь было слышно не только то, что говорил им Николай в микрофон, вмонтированный в куртку, но и то, что доносилось из часов, подаренных Тане Николаем. Там тоже был микрофон. Часы Самолётову дал Тарас Евлампиевич, когда понял, что Николай влюбился и летит на вечернее свидание с девушкой.

Они слышали всё, что происходило в суде, как слышал это и Николай, устроившийся на крыше здания суда, готовый появиться в любую минуту, когда потребуется его помощь.

Она потребовалась, и он героически боролся за честь своей, теперь уже точно можно сказать, подруги и не только за это. Но именно желание спасти честное имя девушки заставило Николая раскрыть сначала своё имя, а затем и лицо.

— Что он делает? — воскликнул в ужасе Тарас Евлампиевич и схватился за голову, когда услыхал, что Николай открывает своё лицо.

— А если бы там была я, деда, что бы ты сделал? — спросила Маша, укоризненно глядя на Тараса Евлампиевича.

— Ну-ну, ты права, — согласился, тяжело вздохнув, седобородый старец. — Для него эта девушка, наверное, так же дорога сейчас, как мне моя внучка.

— Если не дороже.

— Нет, для меня дороже тебя ничего нет.

И тут из динамика донёсся звон стекла, затем крик Николая Тане, взрывы, последние слова судье, а через некоторое время всё стихло и вдруг послышалось: «Не знаю, что со мной, но я засыпаю» и следом другие, девичьи: «Я тоже».

Николай Евлампиевич откинулся на спинку кресла и схватился за бороду.

— Машенька, они заснули. Он снял усы, что б его можно было узнать. Ты представляешь?

Маша застыла в ужасе, не зная, что сказать.

— Надо их спасать, внучка.

— Как?

— Поедем туда немедленно. Они в воздухе. Заснули, значит, движение прекратилось. Висят где-нибудь. Самое плохое, если их заметили. Если нет, то не так страшно. Проснутся и улетят. Но возможно, что их отравили. Там что-то взрывалось. Однако я не могу допустить, что бы власти пошли на отравление стольких людей. Там ведь был полный зал народа, а это не шутка. Скорее всего, применили сонный газ. Открой на компьютере карту Москвы, смотри Юго-Западный район. Это там. Прошло всего три минуты. Он должен был лететь к нам. Вот и смотри, где могут оказаться.

— Так, вижу, дедушка. Если сразу к нам направлялся, то короче всего через центр. Но что мы сделаем?

— Во-первых, возьмём с собой наше оружие на всякий случай. Этим отобьём от них любого и от себя в случае чего.

— А во-вторых, давай возьмём ампулу с нашатырным спиртом, — вставила Маша, — и ружьё, которым я усыпляю зверей.

— Чудесная идея, внучка. Нет, ты у меня чистое золото.

— Деда, потом будешь хвалить, — смутившись, сказала Маша. — Одевайся и поехали.

Через несколько минут машина машина (в первом слове ударение на первый слог, а во втором на второй) мчалась по лесной дороге в сторону города.

Генерал Казёнкин садился в вертолёт Ми-8МТ. С ним села целая бригада бойцов, с большими рюкзаками набитыми специальным снаряжением и химикатами. В вертолёт погрузили верёвочные лестницы, парашюты, багры, другое оборудование на случай непредвиденных ситуаций, кино и фото аппаратуру и одного журналиста военного информационного центра.

Маша выехала на Садовое кольцо. Радовало, что была суббота. На кольце не было пробок. Подъезжая к Тверской по Большой Садовой, Маша сказала совершенно спокойно:

— Деда, я его вижу. Вон там впереди. Почти над рестораном Пекин. Боюсь, высоковато для моего ружья.

Со всех сторон к площади подходили, подъезжали, и повсюду толпились люди. Все смотрели вверх. Облако не очень хорошо видное на фоне неба всё же было заметным. Пролети оно, никто бы и глазом не моргнул, но когда неподвижно да по подсказке других, все замечают.

Близко подъехать не удалось. Милиция не разрешала останавливаться и предлагала свернуть в проулок. Центр перекрывали. Маша поняла это вовремя и остановилась пораньше, не доезжая площади.

— Что будем делать? — спросила она.

— Подождём немного. Подумаем.

Из динамика связи с Николаем ничего не было слышно. Если бы Николай или Таня хотя бы тихонько похрапывали, микрофон уловил бы этот звук, но сон обоих был глубоким и беззвучным.

Но вот послышалось равномерное постепенно усиливающееся тарахтение.

— Что это? — спросила Маша.

— Кажется, вертолёт, — ответил Тарас Евлампиевич, и густые давно поседевшие брови сошлись к переносице, выказывая возросшее беспокойство. Нужно попытаться их срочно разбудить, внучка. Но как?