Он осторожно провел по ее лбу кончиками пальцев: ух ты, какая горячая! Впрочем, даже и так было видно, что у Ленки температура запредельная: пальцы ощутили тепло задолго до того, как приблизились к сухой коже. Он смочил водой полотенце, лежавшее рядом, и положил его Ленке на лоб, затем попробовал напоить девушку из поильника – старой плоской синей кружки с надписью «Кисловодск». Хорошо, нашлась здесь такая – видно, кто-то из бывших хозяев дома попал с оказией на знаменитый курорт. А может, так, кто подарил… Ленка приподнялась, не открывая глаз, проглотила несколько глотков из трубочки, вделанной в ручку кружки, и бессильно откинула голову на подушку. Дышала она шумно и тяжело, слышно было, как в груди что-то посвистывает с каждым вдохом… На его вопрос, не хочет ли она поесть, так же не открывая глаз, помотала головой. Больше сделать чего-либо он не мог. Можно было бы, конечно, поесть самому, но это означало возможный шум, а следовательно, риск вновь привлечь оборотня. Если бы Ленка захотела – тогда другое дело. Да и не хотелось ему есть вообще-то, так что оставалось только ждать. Он вздохнул и принялся ждать. Виталий должен помочь, он обещал, что приведет друзей.
…Их тогда спасло чудо. Им ни за что не выбраться бы из города, над которым стоял непрерывный вой, полный смертельного ужаса. Выли живые. Те, другие, молчали, выть они не могли. Впрочем, у них и так хватало дел: от их молчаливо-деловитой сосредоточенности, с которой они искали воющих от страха
Облизав сухие губы – они у него всегда сохли, отчего его Ленка Коржиком и прозвала: «…Губы у тебя, будто коржик», – шепнула она ему, когда он в первый раз осмелился ее поцеловать в щеку, а сейчас особенно, – он сказал охрипшим голосом:
– Лена, отсюда надо уходить. Я сейчас выскочу с этим дрыном, – он кивнул на палку, – и попробую их хоть немного отвлечь на себя, а ты убегай. Здесь у нас точно нет шансов. Я тебя догоню, а если ты задержишься, мне будет трудно и самому отбиваться, и тебя защищать, а я тебя догоню, потом, честно…