Злачное место

Он заплакал, только когда под вечер костер вспыхнул ярко-оранжевым пламенем. Прежде чем он прогнал своим жаром и страшным запахом на другой конец деревни живых людей, Артем успел постоять возле него. Слезы текли по его щекам, и он, не сдерживаясь, плакал во весь голос. В огне погребального костра сгорали не только его односельчане, отец – сгорало его детство, вся его прошлая жизнь, которая уже никогда не будет такой, как прежде. Все, что случится с ним потом, будет другим, а этого – не будет больше никогда: вечернего стрекота кузнечиков августовским вечером, когда солнце уже село и вечер голубым покрывалом окутывает почти уснувшую деревню. Теплого запаха жилья, когда ночью подходишь к деревне и из стылой, сырой низины поднимаешься на холм, а волна теплого воздуха обдает и сразу согревает продрогшее тело. Сладковатого, с горчинкой, вкуса лозовой коры, когда зубами обдираешь веточку, чтобы сделать вешку-кукан для рыбы. Крепкой, шершавой руки отца, теребящего тебя по волосам и рассеянно хлопающего по спине: «Ну ладно, иди. Работать надо». Даже этой мягкой пыли – уже не будет. Будут другие вечера, другое жилье, а в нем – другие руки, теплые и прохладные, жарко обнимающие и крепко жмущие ладонь. Другие вкусы и другие запахи. Будут другие дороги, и другая пыль станет оседать на твоих ботинках… Но не эти.

Этих – не будет никогда.

Эпилог

Костер горел всю ночь. Собственно, высокое пламя отполыхало быстро, и потом только жаркие угли до утра делали свою работу. По прошлым разам Артем знал, что от тел почти ничего не останется, только небольшая кучка пережженных костей, на которые не позарится никто и которые можно будет захоронить даже не очень глубоко. Слезы он выплакал еще вечером, за ночь прошла и успокоилась боль, куда-то подевалась щемящая тоска.

Раненые тоже смотрелись лучше. Кусок вообще выглядел бодрым, хотя, пожалуй, в этом походе больше всех досталось ему – и тогда, в том подземелье с морфиней, и сейчас вот. Тем не менее пулеметчик был довольно бодрым, несмотря на заплывшие черным глаза. Подниматься ему Старый еще не разрешал, однако сказал, что если за пару дней не наступит ухудшения, самое страшное будет позади, и можно будет потихоньку думать, как перебраться куда-нибудь поближе к цивилизации.

Возвращаться в поселок, правда, не хотелось никому – ни команде, ни охраннику Сергею, и тем более расхлебывать ту крутую кашу, что явно начинала завариваться в этом отдаленном краю. Так что все единогласно решили до полного выздоровления раненых остаться здесь, в деревне.

За все время, пока команда оклемывалась, их не побеспокоил никто: ни зомбаки, ни бандиты, ни вояки. Один раз Артем видел крутнувшихся вдалеке белореченцев, но те, лишь завидев, что в деревне есть живые люди, да еще вооруженные, больше не казали к ним и носа.

На свежем воздухе да на свежих харчах раны заживали быстро, так что не прошло и трех недель, как Кусок вышел на своих ногах из дома и от души потянулся во весь рост. Потом поднял с земли булыжник да и запулил им аж через три огорода. У Банана и Крысолова их раны зажили еще раньше, и даже Старый совсем перестал потирать свою грудь. Сергей-охранник же обзавелся устрашающего вида сине-багровым шрамом через все лицо.

Сергей больше всех и удивил Артема, когда они потихоньку начали решать, когда собираться в дорогу.

– Я, пожалуй, здесь останусь, – заявил он. – Место здесь хорошее, тихое. Надоело мне что-то на других работать, тем более что прибытка с этого я не сильно получил. Может, на себя – лучше выйдет. Может, женюсь даже.

Артем вообще-то остался рад, что жизнь в его деревне не умрет. И хоть он уже смирился с мыслью, что все васильевское этим белореченцам пойдет, а все же пусть, если и придут они на эту землю, здесь хозяин будет и не даст разгуляться им тут по принципу «что хочу, то и ворочу». Тем более хозяин, которого так запросто не взять: вон, один вид чего стоит. Поглядишь – и уже страшно, и неохота с таким отношения портить. Так, видно, и решили белореченцы, к которым они все-таки заехали. Так внезапно вспыхнувшая в этих местах война больно ударила и по ним: Белореченка тоже потеряла около десятка человек – сначала в стычках с остатками отряда Хана, а потом неожиданно объявившийся морф в одну ночь истребил целую семью и исчез так же внезапно, как и появился.