Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

— Эльза, я хочу представить вам моего друга Риголетто.

— Не оскорбляйте меня, кабальеро! Вам прекрасно известно, что меня зовут не Риголетто.

— Да помолчи ты!

Улыбка исчезла с ее лица. Теперь Эльза смотрела на меня строго, как будто я только что на ее глазах превратился в совершенно незнакомого ей человека. Указав горбуну на кресло, я сказал:

— Сиди здесь и помалкивай.

Горбунок вскарабкался на сиденье и уселся, свесив вниз ножки и положив соломенную шляпу на колени, похожий в этой позе, благодаря своей огромной голове, на китайского болванчика. Эльза ошеломленно разглядывала его.

Внезапно я почувствовал себя совершенно спокойным.

— Эльза, — обратился я к ней, — Эльза, я сомневаюсь в вашей любви. Пусть вас не смущает присутствие этого жалкого негодяя. Выслушайте меня: я сомневаюсь… не знаю, чем это объясняется… но я сомневаюсь, что вы любите меня. Это так грустно… поверьте… Убедите меня в обратном, докажите, что вы любите меня, и я на всю жизнь буду вашим рабом.

Конечно, про всю жизнь и про раба я больше для красного словца ввернул, чего-чего, а уж этого мне совсем не хотелось, но это выражение так мне понравилось, что я повторил его:

— Вот именно, всю свою жизнь буду вашим рабом. Не думайте, я не пьян. Я могу подышать.

Эльза отшатнулась, когда я попытался приблизиться к ней, и в это время… знаете, что выкинул в это время чертов гном? Ни за что не догадаетесь: забарабанил костяшками пальцев по тулье шляпы, выстукивая военный марш!

Я прикрикнул на него, чтобы он сидел смирно, и продолжал развивать свою мысль:

— Так вот, Эльза, единственное, что от вас требуется, чтобы доказать вашу любовь, — это поцеловать сейчас Риголетто.

Глаза девушки потемнели. На мгновение она смешалась; затем, очень ровным голосом, тихо произнесла:

— Уйдите.

— Но позвольте!..

— Уйдите, прошу вас… Ступайте прочь!..

Я счел, что на этом можно поставить точку и спокойно отправляться по домам, честное слово… Но тут произошло нечто неожиданное и прелюбопытное: Риголетто, до этого сидевший неподвижно, вдруг вскочил с места и закричал:

— Вы забываетесь, сеньорита… Я не позволю вам так третировать моего достойного уважения друга! У вас нет сочувствия к чужому горю. Женщина, у которой камень вместо сердца, недостойна быть невестой моего друга!

Никто не сомневался позднее, что такой поворот событий был заранее подготовленной комедией. Но, уверяю вас, он был для меня неожиданностью, и в доказательство сошлюсь на то, что, услышав эту околесицу, я рухнул на кушетку, хохоча как сумасшедший, а в это время горбунок с налившимся кровью лицом и воздетой ручонкой пыжился посреди комнаты и чуть ли не декламировал:

— Как вы осмелились сказать моему другу, что поцелуй не выпрашивают… поцелуй дарят! Разве подобные речи подобают девушке из хорошей семьи? И вам не стыдно?

Задыхаясь от смеха, я мог только выдавить из себя:

— Замолчи, Риголетто, замолчи же…

— Оставьте меня, кабальеро, — взвился горбунок, — я не нуждаюсь в уроках вежливости… — И, обернувшись к Эльзе, которая, пунцовая от стыда, пятилась к дверям, выкрикнул:

— Сеньорита, я требую, чтобы вы поцеловали меня!

Всякое терпение имеет свой предел. Эльза выбежала из комнаты, издавая отчаянные крики, и через какое-то время, меньшее, впрочем, чем можно было бы ожидать, на сцене появились ее папенька и маменька, причем последняя была вооружена салфеткой.

Вы думаете, горбунка это смутило? Ничуть не бывало. Стоя посреди комнаты, он продолжал орать во все горло:

— Вас никто не звал! Я явился сюда возжечь искупительный огонь на алтаре человеколюбия!.. Не подходите ко мне!.. — И, прежде чем они успели подбежать и выгнать его как навозную муху за окно, он выхватил из кармана револьвер и сделал вид, что прицеливается.

Они перепугались не на шутку, решив, что перед ними сумасшедший, а я, увидев, как они трясутся от страха, тоже замер, весь превратившись во внимание, как зритель в самый ответственный момент спектакля, — настолько ярким и живописным зрелищем казалось мне теперь наглое дурачество Риголетто.

А он, почувствовав, какой он произвел эффект, пустился во все тяжкие:

— Я явился сюда возжечь искупительный огонь на алтаре человеколюбия! Ваша дочь, Эльза, должна немедленно поцеловать меня, чтобы я простил человечеству мою увечную спину. А пока я жду, подайте мне чаю с коньяком. Как вам не стыдно так принимать гостей! Не воротите нос, сеньора, я специально по этому случаю надушился! И принесите мне чаю!

О, несноснейший Риголетто! Пусть говорят, что я не в своем уме, но ни один нормальный на свете не смеялся никогда так, как смеялся я над твоей буффонадой.

— Я позову полицию…

— Вы не знаете элементарных правил приличия, — кипятился горбунок. — Вы обязаны обращаться со мной, как с кабальеро. Тот факт, что я калека, не дает вам права унижать мое достоинство. Я явился сюда возжечь искупительный огонь на алтаре человеколюбия. Пусть невеста моего друга поцелует меня. Я приму этот поцелуй как должное. Я обязан принять его. Мой долг принять его как вознаграждение от общества, и я не буду отказываться.