Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

Товарищи по работе смеялись. А как он решит проблему отражения солнечных лучей? На это Бальдер отвечал, что, согласно новейшим исследованиям по оптике, стекла будут цветными, и здания пирамидальной формы будут отливать всеми цветами радуги, — тут хохот настолько усиливался, что Бальдер в негодовании уходил прочь. Они навсегда останутся рутинерами, пригодными лишь для того, чтобы бродить с теодолитом да измерять поля, где они сами так и будут пастись в общем стаде. Лишенные воображения, отупевшие от сухих математических выкладок, эти люди думают единственно о том, чтобы зашибить деньгу или заполучить должность, на которой требуется бюрократическая сноровка, а не техническая выдумка.

И он хватался за свою навязчивую идею: «В моей жизни должно произойти что-то необыкновенное».

Поскольку к этой идее он обращался много раз в день, она превратилась в косвенное оправдание его бездеятельности.

Что же подразумевал Бальдер под необыкновенным событием? Перестать быть тем, чем он был. Для разносчика газет стало бы необыкновенным событием, если бы он, швырнув газеты на мостовую, отправился в луна-парк, поднялся на ринг и на глазах у тридцати тысяч зрителей апперкотом нокаутировал Виктора Перальту в первом раунде. Для Бальдера необычное заключалось в том, чтобы однажды проснуться от какого-то внешнего толчка и ощутить себя обладателем воли, которая позволила бы ему без колебаний осуществить свои мечты о героической жизни. Поразить своих ближних. Стать обладателем железной воли.

Желание лентяя, которое ни в чем не уступает бредовой мечте разносчика газет победить нокаутом Виктора Перальту в первом раунде.

Берусь утверждать, что ради исполнения своего желания Бальдер продал бы душу дьяволу.

Как это ни странно, он был не первым и не последним представителем нынешнего поколения скептиков, пожелавшим вступить в союз с Нечистым.

Возможно, нет такого интеллигентного человека, который в определенный период своей жизни не пожелал бы встретить дьявола наяву и заключить с ним договор.

И уж разумеется, подобные мысли хорошо знакомы тем, кто, подобно Бальдеру, ежечасно твердит себе, — что в их жизни должно произойти «нечто необыкновенное».

Все эти люди, надо думать, в решительный момент, если бы дьявол на самом деле предстал перед ними, в ужасе отступили бы. Те, кто посмелей, возможно, предложили бы ему двусмысленное соглашение ad referendum^[33] с явным намерением надуть дьявола, когда настанет час расплаты. К этой последней категории несчастных игроков принадлежал и Бальдер.

Справедливости ради надо заметить, что Бальдер представлял себе дьявола не в духе наивной католической концепции. Нет. Для него дьявол был суммой неких темных сил, олицетворением которых являлась фигура финансиста, хладнокровного злодея с широким бледным лицом, атлетический бюст которого, облаченный в смокинг, рисуется в металлической оконной раме на фоне налезающих друг на друга небоскребов.

Именно его могущество, ум и воля передавались другой договаривающейся стороне, и Бальдер ни на минуту не усомнился в существовании этого воплощения оккультных сил. Трудно было лишь открыть секрет (а такой, безусловно, существовал), как войти с ним в контакт. Если дьявола нет, человек способен его выдумать.

А иной раз он говорил себе, что Эта Сила скорей всего сокрыта в глубинах самого человека, который усердно, но тщетно ищет ее вне своего «я».

Если это так, то каким способом извлечь ее, эту силу, из внутреннего лабиринта, заставить действовать и пожинать плоды тех чудес, которые она сотворит?

Эстанислао тщательно обдумывал свои нелепые гипотезы. Да, секрет существует. Те, кто им владеет, с самодовольной улыбкой отрицают потусторонний мир, а иные качают головой, намекая, что за «секрет» приходится платить слишком дорогой ценой, и Бальдер, устав от рассуждений, возвращался к ничегонеделанию, утешаясь фразой: «Так или иначе, но что-то необыкновенное должно произойти в моей жизни».

Время шло. Если не считать служебных обязанностей, Бальдер пребывал в безделье, обусловленном ущербностью его чувств.

Он говорил себе, что «способности у него есть», и они порой проявлялись в каких-то делах, но апатия его была сильней волн к действию.

Однообразно тянулись серые дни, а Бальдер все наблюдал завистливым взглядом из-под припухших век, как те, кто сильней, идут вперед.

Ему очень хотелось показать себя, поразить всех, но одного желания в минуту бесплодного подъема духа для этого мало. Как только утихал первый порыв, возносивший его за облака, он спешил укрыться в туманной дымке, где любое его движение оказывалось неуверенным, как у людей с нарушенной координацией движений.