Ему было жаль Зулему, хотя он ее и не уважал. Как все эгоисты, он считал весьма полезным легкомыслие этой женщины — ведь это она устраивала ему встречи с Ирене, — но в то же время он сурово осуждал Зулему, полагая, что дружба с такой женщиной пагубна для Ирене.
Все более убеждаясь в порочности Зулемы, Бальдер вдруг обнаружил в своем представлении об Ирене темные места, и это поразило его весьма чувствительно. Пагубное влияние Зулемы как будто отчуждало от него Ирене, таило в себе опасность, в любой момент угрожавшую неожиданным ударом. Впоследствии он никак не мог забыть одну фразу, произнесенную Ирене. Речь шла о ее сестре Симоне, с которой Бальдер тогда еще знаком не был:
— Эта дурочка принимает жизнь всерьез.
На лице Бальдера не дрогнул ни один мускул. Словно он и не слыхал этих слов, но они больно его укололи: а разве сам он не принимает жизнь всерьез? Как знать, не скрываются ли за этими словами сомнительные поступки?
В другой раз у Зулемы вырвалось:
— Когда сеньора Лоайса прочла о вашем проекте строительства небоскребов, она сказала, что вы простая душа…
Она тотчас прикусила язык, оттого что сделала такое неловкое замечание, но так и не смогла понять, вник ли Бальдер в смысл ее слов, потому что он бесстрастно спросил ее, кивнув в сторону улицы:
— Вы обратили внимание? Там, на тротуаре, упал человек.
Ирене и Зулема посмотрели в окно — они ехали на трамвае — место происшествия осталось позади, но Бальдер запомнил сказанное Зулемой и, сочтя оскорбительным такое мнение о своей персоне, с удивлением спросил себя: «Вот как? Стало быть, в доме Ирене обо мне знают?»
Временами ему чудилось, что он попал в тенета, сотканные из тончайших, едва различимых нитей, но он тут же говорил себе, что все это фантазии, и с удивлением глядел на Ирене, которая шла рядом с ним. Ее загадочная уверенность в себе производила на него сильное впечатление — ни одна женщина никогда не держалась с ним так беспредельно доверчиво, как Ирене при каждой их встрече. Бальдер спрашивал себя: «Откуда такая уверенность? Почему Ирене держится со мной не так, как другие женщины?» Ее доверие к нему, несомненно, очень походило на доверие, возникающее между мужчиной и женщиной, когда они переступили запретную черту.
Он знал, что, если скажет ей: «Пойдем со мной в номер гостиницы», она последует за ним. В сущности, колебался Бальдер, а она была готова на все.
Меж тем это подразумеваемое согласие Ирене отдаться ему как-то умеряло, приводило в равновесие его собственные страстные порывы и тем самым увеличивало его нежность к девушке. Бальдера смущало только тайное согласие между Ирене и Зулемой.
Та всегда приезжала вместе с Ирене из Тигре и, поскольку уроки вокала у них были в одно и то же время, вместе с ней выходила из консерватории, однако она редко составляла им компанию на обратном пути, обычно прощалась с ними на углу, ссылаясь на дополнительные репетиции.
Бальдер в репетиции не верил, и это недоверие порождало в нем нездоровый интерес к мужу Зулемы, ему хотелось с ним познакомиться. Когда Зулема упоминала о муже, Эстанислао смущался, не зная, как относиться к этому человеку.
Иногда она рисовала мужа грубым и черствым эгоистом, неспособным оценить ее артистическую натуру, он-де «поднимал на нее руку, бранил за то, что она не моет полы в квартире», а в другой раз, говоря о нем, умилялась и даже как-то раз попросила Бальдера о рекомендациях для нее в экзаменационную комиссию консерватории, так как ей «обязательно нужно поступить в театр хористкой, чтобы иметь возможность помочь мужу — ведь он почти слепой».
Бальдер нисколько не сомневался в том, что Зулема обманывает своего мужа, механика по профессии. Доказательств у Бальдера не было никаких, но он был «совершенно в этом уверен».
Зато к Ирене и Бальдеру эта женщина относилась с полным сочувствием. Желала, чтобы они были счастливы и не испытали бы страданий, омрачавших ее жизнь.
Она явно считала себя несчастной.
А Бальдер видел, как над ним нависает грозная опасность.
Ирене становилась все ближе ему. Нежность его еще более возрастала от уверенности, что он потеряет девушку — заранее можно было предвидеть, как она поступит в тот день, когда узнает, что он женат.
Но, с другой стороны, он подавлял свои желания, вместо того чтобы воспользоваться временным ослеплением Ирене, готовой уступить ему по первому знаку, и он не решался ни овладеть ею, ни признаться, что женат, а без того и другого необыкновенное событие в его жизни свершиться не могло.
Сомнения
Он вздыхает, кресло скрипит, когда он оборачивается к переборкам, будто спаянным из толстых листов слюды, и, облокотившись на стол, кладет голову на руки. Он обдумывает свое признание.