Злая корча. Книга 2

Зерно, зараженное спорыньей, встречалось в продаже в различных районах, причем процент зараженности иногда указывался очень высокий. Так, для Сарапула в 30 пробах зерна, взятого на базаре, встречалась зараженность до 3 и даже до 17 %. Для других районов приводятся еще более высокие цифры, однако за достоверность их ручаться трудно[188].

В стране тем временем нарастает агрессивность. Активизируются банды хулиганов, по городам прокатывается волна изнасилований, поджогов, погромов и избиений прохожих, вызывая ответные репрессивные меры. В Ленинграде приговаривают к расстрелу основных участников «чубаровского» дела о групповом изнасиловании комсомолки в конце августа, в ответ хулиганы организуют «Союз советских хулиганов», сжигают завод «Кооператор», где работали большинство «чубаровцев», устраивают большой пожар на товарных складах Октябрьской железной дороги; учащаются случаи избиения милиционеров. Сотрудники уголовного розыска быстро вычисляют и задерживают более ста членов «Союза», главарей расстреливают. Вслед за Ленинградом целая волна своих «чубаровских» процессов прокатилась по всей стране. Можно, конечно, посчитать это обострение в общественной жизни всего лишь случайным совпадением во времени, но осень после эпидемии нередко чревата подобными проявлениями (в России — начиная с августа, в Европе — с июля, в Индии — с мая).

Еще в XIX веке было эмпирически замечено, что эпидемии эрготизма обычно полностью заканчиваются к марту следующего года (именно до марта, только особо сильные — до лета). Однако эпидемия, начавшаяся в августе 1926 года, оказалась необычайно затяжной и продолжалась фактически весь 1927 год:

Далее, следует подчеркнуть весьма интересный факт отравления спорыньей в течение буквально всего года, вплоть до следующего урожая. До сего времени считали, что эпидемия в июне и июле совершенно прекращается. Объяснение такого затяжного характера эпидемии, может быть, заключается в значительном число отравившихся хронически в результате долгого употребления в пищу отравленного хлеба[189].

После страды эпидемия повторилась, хотя и в меньших масштабах. Кроме массовой смертности, злой корчи и гангрены, «часто наблюдались и психозы вплоть до буйных»[190], помешательство[191]. В своих статьях ни Максудов, ни Рождественский не указывают (цензура?), какой процент заболевших советских людей находился в неадекватном психическом состоянии. Однако нам это известно из обзора: в докладе на съезде Максудов (его фамилия там с опечаткой) отмечал, что расстройство психических функций наблюдалось у 40 % пациентов[192]. Изначальное отравление еще до массового появления физических симптомов могло сопровождаться видениями и галлюцинациями, которые, возможно, и нашли свое отражение в обсуждаемой легенде. Нередко появляющийся кроваво-красный цвет испеченного со спорыньей хлеба, давно описанный средневековыми хронистами, также мог вписаться в сюжет былички.

В обзоре «Сказочной комиссии» (1928) легенда о хлебе и крови была приведена, хотя многие собранные сказки Ончукова так и не были напечатаны до недавнего времени. Ончуков был арестован в 1930 году и отправлен в ссылку. Второй раз он был арестован в 1939 году, через два года после того, как описанная им легенда появилась вновь. В заключении он скончался. Не будем гадать, связаны ли его аресты непосредственно со сказками, здесь интересно другое — сама повторяемость этих быличек.

Второй цикл распространения быличек отмечен в 1937 году, то есть через 11 лет после возникновения первой волны.