Очередной окрик Микулы вновь заставляет всех сражающихся русичей сесть на колено. Я уже привычно поднимаю щит над собственной головой и головой Еруслана; также поступают и прочие вои, строя «черепаху». А северянин же, чтобы татары не привыкли к его командам, старается их менять… Впрочем, понявшие нашу тактику поганые все равно спешно садятся на колени едва ли не синхронно с нами — по крайней мере, первые их ряды! Но болты, а следом и стрелы все равно находят свои цели, хоть и несколько впереди нас…
И вновь мы встаем, и вновь с обеих сторон сыплются лихие удары клинков! Однако же у меня в голове начинает созревать некий план — может, даже и сработает…
— Сулицы! Передайте сулицы вперед, второй линии! Сулицы!!!
Дважды я пытаюсь ткнуть куда-то острием палаша, через голову гридя. Один раз вроде даже удается дотянуться до врага прежде, чем из задних рядов нам передают короткие дротики. По всем прикидкам самострелы уже должны были перезарядить, и Микула вот-вот закричит — и вновь подняв щит над Еруслана, я что есть силы закричал:
— Микула, не спешите! Ты крикни погромче, но твои пусть не вздумают стрелять! Только после того, как мы ВСЕ сядем, понял?!
И тут же добавляю уже для дружинников:
— Вои в первом ряду, по крику его — на колено!
Клинок с усилием втыкается в настил, и правой я нащупываю древко поданной мне сулицы — а мгновением спустя раздается бешеный рев северянина:
— Понял!!!
— Первый ряд — наземь!
Дублирую — вдруг, кто не понял, что делать? Но вроде поняли, и первая шеренга послушно ныряет вниз — и синхронно с ними спешат присесть гулямы!
— Сулицами, бей!!!
Дротик, зажатый в моей руке обратным хватом, стремительно опускается вниз, впиваясь под ключицу опустившегося на колено противника! И, слава Богу, вои меня поняли: кто также бьет сулицей на манер копья, кто ее буквально метает — гулямы первого ряда выбиты начисто! Остальные же, ошарашенные подобной подлость, вскакивают… А мы наоборот, едва ли не разом садимся под мой крик:
— Наземь!
И тут же сзади раздаются арбалетные хлопки — а впереди болезненные вскрики раненых! В том числе и смертельно…
— Бей!!!
Встаем уже все вместе — и всей массой врезаемся в поредевших поганых, тесня их и продолжая отчаянно рубить и колоть! С пришедшей подмогой нам удается пусть медленно, но верно теснить противника, выдавливая их к первой городне, освобождая стену и позволяя лучникам нет-нет, да стрельнуть в сторону перибола…
Княжич — хотя какой теперь княжич, князь! — смотрел на бегущих по периболу татар и думал о том, что эта идея елецкого порубежника, назначено им тысяцким головой, была самой лучшей. И хоть с занятого нехристями участка внешней стены по пронским воям уже начали бить поганые, да все же во двор ведь смотрят не полноценные бойницы, а открытая галерея. И ворогу на ней непросто укрыться от ответных срезней, ой как непросто… Да и сокращается захваченный ими участок, теснят агарян русичи!
А уж как заметались нехристи у закрытых внутренних врат, когда добежали до них, да попали под стрельбу и с тына, и с глухой башни! Со всех сторон полетели в ворога срезни и болты самострелов — не найдешь укрытия, не спрячешься под щитом! Пытались перестреливаться, да куда там… Градом обрушились на врага сулицы, падают сверху тяжелые глыбы, толстые бревна, льется на головы ворвавшихся в перибол кипяток — оправдывает он свое броское прозвище: «коридор смерти»!
Не выдержали татары столь «теплой» встречи, покатились назад, каждую пять земли в узком рве покрывая своими телами…
Подлетел к Годжуру посланник-туаджи, испуганно опустил глаза. Уже чувствуя сердцем недоброе, кюган резко спросил:
— Ну?!
Съежившись, словно от удара плетью, гонец торопливо заговорил:
— Темник, нашим воям не прорваться за внутреннюю стену! Ее единственные ворота примыкают к угловой башне, узкая полоска земли простреливается с двух сторон! А нукеры не то, что таран, они даже лестницу занести внутрь не могут, столь мало расстояние между двумя стенами! Они погибают там, не имея возможности нанести орусутам хоть какой-то урон — наши врага даже сходни срубили, чтобы никто не мог подняться к ним наверх…
Годжур лишь прикрыл глаза, слушая горячечную речь посланника. Когда же он закончил, кюган тихо ответил:
— Хорошо, передай нукерам мое разрешение отступить, побережем их жизни…А что же гулямы, ведущие штурм внешней стены? Они добились успеха?
Туаджи склонился еще ниже, и стал еще бледнее, хотя казалось, что это вряд ли возможно:
— Они временно потеснили орусутов — но к врагу пришла помощь, и сейчас уже батыра местного нойона заставляют пятиться твоих храбрых нукеров, темник…
Немного помолчав, вслушиваясь в отголоски кипящей впереди жаркой схватки, да треска проламываемых камнеметом бревен, Годжур немного помолчал, собираясь с мыслями, и не позволяя себе поддастся страху и гневу. Ведь в управлении битвой они оба плохие помощники…