Злая Русь. Царство

— Может, я все-таки что-то припомынаю… Но послушай, рус — поднимись к нам на когг! Я поспрашиваю людей, может кто-то в команде видел твоего человека… Поднимись, тебе нечего бояться.

Все, клюнули. Шумно выдохнув, я сделал шаг — и на мгновение потерял равновесие, едва не упав на живот. Пришлось упереться руками в сырые доски причала — а когда я вновь выпрямился, засапожный нож уже перекочевал в ладонь левой! Крепко сжавшей рукоять клинка обратным хватом и отвернувшей его от взглядов немцев…

— Уродцы, блин…

Неспешно пройдя по причалу, я вступил на сходни, ведущие на борт когга, при этом как бы невзначай прикрыв левую руку плащом. И наоборот, выставив правую с кошелем напоказ… С улыбкой, без суеты осмотревшись, я осмотрелся, разглядев двух мрачных моряков, напряженно посматривающих на меня с кормовой надстройки — и еще трех человек, как-то чересчур равнодушно замерших на палубе.

— Ну, вот собственно, и денарии — лови!

Практически поднявшись наверх, я ненадолго замер, ожидая, когда толмач ко мне приблизится — а после швырнул ему кошелек, коий тот с трудом и восторгом успел поймать…

А в следующий миг, сделав еще один шаг навстречу, я резко схватил пальцами правой руки его длинные волосы — и рывком дернул на себя, приставив к горлу засапожный клинок.

— Где Микула, тварь?! Отвечай!!!

Немец испуганно замер, ничего, однако, не сказав вслух. На время замерли и его соратники, меряя меня злыми, прямо-таки обжигающими ненавистью взглядами!

Но плевать мне на их взгляды — мне нужен мой друг!

Нервно сглотнув, ощущая при этом пугающую легкость во всем теле, я во весь голос заорал, так и не дождавшись ответа толмача:

— Микула!!! Микула!!! Где ты, друг!!! Микула!!!

Мне послышалось, или после моего крика в трюме как-то подозрительно звякнули цепи?!

Ну, цепи, может, звякнули и случайно, или все же действительно послышалось — а вот скрип «плечей» и тетивы взводимого арбалета прямо над моей головой, с кормовой надстройки, я расслышал совершенно точно!

В следующий же миг чересчур резко дернулся толмач, наконец-то выпустивший из рук мешочек с серебром и схватившийся за рукоять тесака, покоившегося в ножнах на его поясе!

Отлично наточенное, загнутое полумесяцем внутрь лезвие засапожного ножа с легкостью вскрыло горло ублюдка — или причастного к пропаже Микулы, или решившего «просто» нагреться на моих динарах… На руки обильно хлынуло липким и горячим — а, я оттолкнув от себя убитого, метнулся к «кривому», одновременно с тем рванув меч из ножен! Он также оголил оружие — широкий тесак в добрый локоть длиною… Но парировать прямой выпад уже не смог. Не хватило то ли сноровки, то ли просто не успел среагировать — и узкое острие «капетинга» вонзилось точно в «солнышко» моего противника!

Как кажется, бывшего старшим не только по возрасту, но и по положению среди этих выродков…

В следующую же миг все мое существо, вся приобретенная в зимних боях чуйка буквально сиреной взвыли от острого ощущения опасности, ледяной волной обдавшего спину! И я, как видно на адреналине, успел отскочить на пару шагов вправо, заодно срубив испуганно шарахнувшегося в сторону моряка — тот рухнул на палубу с перерубленным шейным столбом… А позади раздалось сразу два глухих удара по дереву.

Выходит и стрелков двое!

— А-а-а-а-а!

Ко мне бросается третий выродок из компании толмача, «меченый» шрамом — бросается, высоко занеся секиру для удара!

Шаг ему навстречу — и клинок в коротком выпаде погружается в живот германца, рванувшего навстречу моей же атаке. Примерно до середины погружается... И одновременно с тем блок предплечья левой (прострельнувшей болью от резкого движения), встречает над головой древко топора, уже потерявшего силу удара…

Сделав еще один шаг вперед, я уже по рукоять вогнал меч в живот охнувшего, окатившего меня кровью из открытого рта ворога — после чего вместе с ним развернулся к стрелкам, чуть присев. Спустя всего удар сердца один болт ударил немца в спину, заставив тело его дернуться, а другой впился в доску палубы в вершке от моей стопы.

Все!

Рывком отталкиваю убитого от себя, бросив настороженный взгляд назад — но на носу противников не осталось. Однако и оставшиеся на палубе моряки, испуганно жмущиеся к кормовой пристройке, агрессии не выказывают, и ввязываться в драку не пытаются…

Уже хорошо!

А между тем, в трюме ведь раздается уже отчетливый звон цепей!

— Ну, поехали…

Стряхнув мертвеца с меча, за несколько ударов сердца я добегаю до лестницы, ведущей к арбалетчикам — и едва успеваю отпрянуть в сторону, увидев прямо перед собой мужской силуэт. Очередной болт вновь ударил в доски палубы — а я стремглав ринулся наверх…

Чтобы поймать второй арбалетный болт. Хорошо хоть, успел пригнуться, заметив нового стрелка…

Ощущение, будто в плечо кто-то очень сильно ударил — и одновременно с тем словно его что-то обожгло изнутри. Сильной обожгло! И ведь жжение усиливается — а вместе с ним приходит и тупая, острая боль. Но она же дает силы пролететь последние шаги по лестницы и от души рубануть по шее арбалетчику, подавшегося назад и попытавшему перекрыться самострелом…