Злая Русь. Зима 1237 (СИ)

Я испытал легкое чувство дежавю при виде летящего ко мне во весь опор всадника — вот только во сне мне противостоял пешец с копьем, а не конный! Но замерев истуканом на месте, я все же потянулся правой рукой к сабле, уже сжав пальцами ее потертую рукоять… Впрочем, совершенно не понимая, как сумею отклонить клинком удар половца, набравшего инерцию на скаку?!

Однако враг до меня так и не доскакал: свистнула над левым плечом стрела, выпущенная из-за спины, и вонзилась скакуну в шею, заставив того жалобно, громко заржать и встать на дыбы! Сзади раздался довольный возглас Микулы — а раненая лошадь меж тем, встала на дыбы, начав бить по воздуху передними копытами, словно пытаясь ими достать древко вонзившегося в тело «срезня»… Спустя секунду животное рухнуло набок; всадник впрочем, успел выскочить из седла. Выронив при падении копье, он сохранил щит, и успел уже выхватить из ножен саблю, не сводя с меня полного ненависти взгляда!

Я даже не понял, что подтолкнуло меня навстречу половцу, что заставило побежать вперед, оголив собственный клинок и одновременно потянув левой рукой чекан из-за пояса! То ли передавшаяся от Егора ненависть к степнякам, то ли уже моя собственная ярость, рожденная страхом неминуемой смерти, что сковал тело всего несколько мгновений назад, да болью в рассеченной щеке! Так или иначе, но к противнику я подскочил, приглушенно рыча; тот решил «играть от обороны» и прикрылся щитом, готовя собственную атаку… Однако в реконструкции я в течении последнего года занимался не спустя рукава, до нее был какой-никакой опыт в единоборствах — а главное, мне похоже, передалась вся мышечная память Егора! Сблизившись с половцем, я широко ударил топором слева направо, подцепив чеканом край щита и буквально раскрыв противника. А вот дальше рубанул уже саблей, развернув кисть к себе и от души полоснув по незащищенному бедру врага снизу-вверх! Тот припал на раненую ногу, и рука с щитом рефлекторно пошла вниз, прикрыть бедро — а я меж тем, развернув кисть, обрушил лихой, секущий удар сверху-вниз по диагонали, целя в шею! В следующий миг мой клинок ощутимо дернуло — он встретился со сталью вскинутой вверх половецкой сабли. Но удар вышел слишком тяжелым, чтобы его удержал не очень жесткий блок — и мое оружие скользнуло вниз, провалив защиту половца и самым острием пробороздив плоть над его кадыком…

Расправившись со вторым врагом, я оторопело замер, только теперь осознав, что представляю из себя отличную мишень для умелых в обращении с луками всадников, и что меня легко мог зарубить (или заколоть!) подскочивший сбоку степняк! Но мне повезло: меткий, словно снайпер Захар ссадил второго ворога, попав тому точно в лицо стрелой, прошедшей над самой кромкой щита. А Лад добил свою жертву вторым удачным выстрелом… Кречет же расчетливо ссадил еще одного половца — его «срезень» по касательной пробороздил голень всадника и одновременно с тем впился в лошадиный бок! Отчаянно заржав, кобыла сбросила наездника; оставшиеся трое куманов уже поскакали прочь. Но тут же одного из них — воина, не успевшего перекинуть щит через плечо на спину, подвесив его за длинный ремешок — поразила в открытую спину стрела, пущенная кем-то из братьев-половчан.

При этом, как кажется, с нашей стороны потерь нет.

Победа?!

Я было уж успел обрадоваться, как тут же подскочивший ко мне Кречет от души влепил мне звонкую затрещину, зло прокричав:

— Ты что, Егор, жить раздумал?! Ты куда под стрелы и копья полез, дурень, ты чего сам не стрелял?! Чего на половца спешенного сам кинулся? Дал бы ему до дуба дойти, а уж там мы бы его вместе прикончили! Тебя ж чудом, дурня, остальные степняки не срубили!!! И чтоб я тогда мамке твоей сказал бы? Как сестре родной в глаза бы посмотрел?!

Оплеуха, от которой с головы слетел и шелом, и кожаная шапка-подшлемник, вкупе с яростной отповедью старшого дозора, словно активировали память «носителя»-Егора. Весь его жизненный путь от первых детских воспоминаний до настоящего дня и часа встал перед моими глазами! Целый калейдоскоп воспоминаний, эмоций, чувств и переживаний обрушился на меня настоящим шквалом — и от них тут же заболела голова, очень сильно заболела… Но все же поднапрягшись, я сумел кое-как успокоить хаос мечущихся в голове мыслеобразов и вычленил главное: я Егор, сын погибшего пять лет назад старшего дружинника князя Елецкого Никиты, павшего от рук разбойников-половцев. Теперь вот и сам состою в дружине, пока еще младшей. А Кречет не только мой командир, но еще и дядя по маме! Перед глазами тут же предстали образы-воспоминания с лицами отца Егора и его матери, но я прогнал их усилием воли — не время! Следом внутреннему взору явился также крепкий острог на Каменной горе, сегодня и являющийся Ельцом — вот же как «повезло», попал в буквальном смысле на Родину! Заодно привиделась и небольшая крепость князей Воргольских, что было крайне интересно само по себе — однако и эти образы я развеял, стараясь докопаться до самой сути.