Злая Русь. Зима 1238 (СИ)

Жарко, душно в просторной гриднице, которую, впрочем, заняла такая большая толпа народа, что яблоку негде упасть. Одних только князей пять человек, а еще ведь и ближники их, и бояре, и члены семей с собственными телохранителями… Нам с Коловратом только и осталось, что ютиться у дальней стены в ожидании завершения бурных «обсуждений»:

— Это ловушка! Дадим им еды — и они продолжат осаду с нашими же харчами!

— Ты видел, какое войско пришло с севера? Поганых теперь едва ли не впятеро больше нас! Они же числом задавят!

— Да! Но с севера татар пришло вдвое меньше, чем уходило к Переяславлю!

Основными спорщиками выступают Олег Юрьевич Муромский, его тезка Олег Ингваревич, за свою необычайную внешнюю привлекательность прозванный «Красным» (перевести можно как «Олег Красавчик») и Роман Ингваревич. И если родные братья князя Рязани активно противятся предложению, переданному послами Батыя, то двоюродный брат действующего князя Мурома не то смалодушничал, не то действительно поверил в честность предложения монголов. Понимая, что если перевес в споре получит Олег Юрьевич, то быть беде, я что есть было силы выкрикнул из своего угла:

— Это ловушка! Монголы хотят выманить из города посольство с князем, чтобы напасть на него, истребить и ворваться в ворота на плечах бегущих! Именно это они хотели сделать в Пронске, желая обманом захватить город!

Все окружающие нас с боярином обратили напряженные, недоумевающие и даже рассерженные взгляды в мою сторону, однако соседство Коловрата предостерегло их от излишних высказываний. Но не Олега Муромского, даже изменившегося в лице после моего замечания:

— Кто это говорит?! Откуда тебе известно, что хан Батый попытается хитростью овладеть городом?!

Я спокойно встретил взгляд князя, черты лица которого исказились от переполняющей его злости — но не успел ответить. С высоты помоста и трона заговорил сам Юрий Ингваревич — заговорил неспешно, спокойно и одновременно с тем весомо:

— Говорит тебе, Олег Юрьевич, тот, кому все мы обязаны тем, что по-прежнему дышим. Это Егор, порубежник из Ельца — он был в числе сторожи, взявшей ценного языка и поспешившей сообщить мне о настоящей численности орды.

На словах про ценного языка Евпатий невольно усмехнулся, но ничего против, понятное дело, не сказал. Между тем, князь Юрий Ингваревич продолжил:

— Этот человек предостерег жителей по Прони, успевших спрятаться от поганых и избежавших страшной участи разорения и полона. Он убедил князя Всеволода Пронского, а после и меня отвести рать от Вороножского острога. Я произвел его в сотенные головы и дал три сотни воев, с коими Егор, вместе со своими соратниками, сумел задержать татар, позволив нам своевременно отступить к Рязани. Он отличился при обороне Пронска, за что был произведен в тысяцкие, он сумел натравить половцев и мокшу на монгол и хорезмийцев! И наконец, именно он с боярином Евпатием и прочими доблестными мужами подорвал запас огненного зелья хана Батыя… Я нисколько не сомневаюсь в том, что воевода Егор Елецкий говорит правду о хитрости поганых — ведь если татары той же уловкой пытались взять Пронск, то отчего им не попытаться таким же образом овладеть Рязанью?

В зале повисла напряженная тишина, которую пронзает лишь голос князя:

— Тумены поганых действительно вернулись поредевшими от Переяславля, заметно поредевшими. Боярин Евпатий сообщил мне, что до города добралась владимирская рать и дала темнику Субэдэю бой, сократив рать его вдвое и успев отступить в крепость. И пусть татар еще много, но столь великое число воев тяжело прокормить, и враг это понимает лучше нас. Потребовав же передать дань припасами, поганые сами указали на свое слабое место. Мы откажем врагу! И тогда…

— Княже, позволь мне слово молвить.

Мой голос, в тишине внимающей Юрий Ингваревичу гридницы расслышали все. И князь, с некоторым неудовольствием посмотрев в мою сторону, все же согласно склонил голову:

— Говори, воевода.

Я благодарно поклонился, после чего твердо произнес, смотря прямо в глаза правителю Рязани:

— Нужно соглашаться на предложение поганых — но выдвинуть при этом свои условия.

Вспыхнувший было в зале ропот мгновенно потушил ледяной голос князя:

— Это какие же такие условия?!

— Мы дадим им съестные припасы только после того, как поганые сами сожгут все свои пороки. Не разберут, а именно сожгут их — до заката текущего дня. Иначе, когда рати наших союзников…

Тут я обвел присутствующих насмешливым взглядом, и продолжил:

— Иначе, когда новые рати наших союзников из Чернигова и Владимира придут к нам на помощь, мы похороним все воинство поганых в нашей земле. Также, как похоронили тумены Бури, Кадана и Бурундая под Пронском и Ижеславцем! Пора бы уже хану узнать, что подкрепления с юга не придет — это сделает его сговорчивее.

Князь, внимательно посмотревший мне прямо в глаза, без обиняков спросил прямо в лоб:

— Но ты ведь только что сам говорил, что поганые попробуют ударить, когда мы откроем ворота, разве не так?

Я позволил себе злорадную ухмылку: