Злая зима

– Оборотни разных видов, к примеру, медведь и кошка, вряд ли дадут потомство. Но если оно будет, то с оборотом в одно из животных. В оба – никогда. А если метис с оборотнем, или метис и человек, или два метиса, то там вообще все сложно. Чистых оборотней все меньше, и в основном остаются те, что живут стаями.

Эльза положила ложку на тарелку с пирогом, который она едва попробовала.

– А почему ты сказал именно медведь и кошка? Эта Мари – она кто?

– Пума, – ответил Брун.

– Она тебе нравится? Вы встречались? – спросила Эльза. К их столику подошла Марта, забрала пустую тарелку от овсянки, погладив мимоходом плечо Бруна. – Или ты имел в виду Марту? – уточнила она, когда официантка отошла.

– Никого я не имел в виду, – ответил Брун, – просто привел пример.

– Но именно кошку. Почему? Это что-то подсознательное…

Брун откусил пирог, прожевал, пристально глядя на Эльзу.

– Ты ревнуешь, – сказал он, довольно улыбнувшись.

Эльза фыркнула, отпила томатный сок.

– Точно ревнуешь, – осклабился Брун.

– Не выдумывай, – ответила Эльза. – Меня эти вопросы вообще уже не касаются. У вампиров ни любви, ни тем более детей не бывает, – сказала она, снова отвернувшись к картине с маяком.

– Слушай, кончай уже хандрить! – возмутился Брун.

– Тебе-то что? – пожала плечами Эльза.

– Мне больше нравится, когда ты веселая, – сказал Брун. – Хочешь, пойдем по магазинам?

Эльза даже не повернулась.

– Опера? – предложил Брун, поморщившись. – Кино? Бильярд? Клуб?

– Клуб? – оживилась Эльза. – На дискотеку? Брун, я сто лет не танцевала!

– Вот и отлично, – пробормотал он, доедая пирог. – Я тоже.

* * *

Ритмы дискотеки стали слышны задолго до того, как они припарковались у вытянутого полумесяцем здания. Оно приткнулось на самой окраине, елки подступали к стенам, заглядывали в окна, сверкающие светомузыкой.

– На рогах, – прочитала Эльза вывеску, светящуюся алым. – Мило.

– Давай еще раз обсудим правила, – предложил Брун, поворачиваясь к Эльзе. Взгляд так и норовил съехать на сетчатые чулки, обтягивающие стройные ноги. – Тебе, кстати, не холодно в этой рыбацкой сетке?

– Нормально, – ответила Эльза. – Да я помню: никого не кусать, в толпу не лезть, а в одиннадцать медведь превращается в тыкву.

– У меня режим, – ответил Брун. – Я уже должен спать. Будь внимательна. Сюда и люди заходят.

– Ты ведь со мной? – Эльза вдруг протянула руку, положила поверх его ладони. – Спасибо.

– Не за что, – улыбнулся Брун. – После оперы мне ничего не страшно.

Охранник впустил их в заведение, проводив долгим взглядом ножки Эльзы, но, наткнувшись на угрюмое выражение лица Бруна, поспешил отвернуться. Они сдали пальто Эльзы в гардероб, Брун предпочел не расставаться с курткой, в одном кармане которой лежала вампирская рука, а во втором – пачка томатного сока. Он сгреб номерок и, повернувшись к Эльзе, непроизвольно задержал дыхание. Она крутилась у зеркала в тонком золотистом платье с открытой спиной, в треугольном вырезе болтался ведьмин мешочек. Глаза сияли предвкушением радости.

– Ну что, зажжем? – улыбнулась она, беря его под локоть.

Пройдя через стеклянные двустворчатые двери, Эльза остановилась, осматриваясь.

На круглой сцене танцевали три мускулистых парня, подсвеченных красным, в подвесных клетках извивались девушки в кожаном белье. Один из парней вдруг зарычал, забил по крепким ляжкам хвостом с кисточкой. Девушки на танцполе восторженно завизжали.

– Вот он, к примеру, метис льва, – сказал Брун ей в ухо. – Видишь, метки оборотня нет. Он не может совершать полный оборот. Только хвост отращивает.

– Прикольно! – крикнула Эльза, пританцовывая.

Она отошла от Бруна на несколько шагов, тряхнула головой, так что волосы рассыпались по плечам. К ней сразу устремились несколько парней, но одного Брун развернул еще на подходе, а двое ретировались сами, оценив крупную фигуру оборотня. Эльза танцевала, прикрыв глаза, сияя в свете прожекторов, как золотая статуэтка. У Бруна вдруг пересохло в горле, он вынул из кармана томатный сок, отпил глоток.

Отведя взгляд от гибкой фигурки Эльзы, посмотрел на танцпол. В зале было битком народа. Разноцветные лучи прожекторов скользили по лицам, выхватывая из темноты то улыбку, то гримасу. Брун не сразу понял, что показалось ему неправильным, а когда осознал, шагнул к Эльзе.

– Нам лучше уйти, – сказал он.

– Что? – Она обвила его шею руками. – Очень громко! Брун, так здорово, что мы сюда пришли!

Эльза танцевала, а Брун настороженно ощупывал взглядом зал. Почти все девушки были брюнетками, с неровно выстриженными прядями, точь-в-точь как у Эльзы. У всех, словно под копирку, глубокие квадратные вырезы.

Официантка в черно-белой униформе подошла к одной из девушек у сцены, что-то сказала на ухо. Та недоверчиво улыбнулась, потом захлопала в ладоши, подпрыгнула на месте и поспешила за официанткой к кабинкам в дальней части зала. Дверь из темного стекла открылась, и оттуда вышла очередная брюнетка – тоже с рваными прядями, как у Эльзы, и такая же бледная. Она прислонилась к стене, прижимая к шее салфетку. На растерянном лице блуждала улыбка.