Злаки Зодиака, или Ижица-файлы

– Ты глянь! – плоско играл подковырное восхищение Иван, или, переходя на личности, Ваньку валял. – У того, кого к ночи поминать не резон, теугрики мессажил? – так и норовил обидеть Иван, а между делом перевернул вверх тормашками висящую в самом углу над унитазом икону. Очевидно, главной его, как дежурного, обязанностью и было вертеть икону так и сяк при приближении к камере и удалении от камеры на безопасную дистанцию истых вертухаев.

Ответ на скользкий вопрос Максим демонстративно нацелил не Фините, а остальным сокамерникам.

– Угодники захимерили по подставе. Не для зуз я, мертвые души, соловковал, а почетных понтификов буддал.

– В ауре? – оскалил гнилые зубы Финита.

– В скарабейной ауре, аскет.

– А не шишажишь ли? – перейдя границу дозволенного, Финита оставался на месте, рядом с кругом товарищей. Наверняка рассчитывал на поддержку.

После его предъявы, если Максим почитал себя в ауре за обсакраленного, полагалось непременно зарядить дежурному по камере кулаком куда ближе – в зубы или ниже пупа, иначе не будет Максиму никакого уважения. Максим осмотрелся, куда бы свалить матрац, на пол нельзя – западло...

– Аминь нежить плодить, шпана, – веско прикрикнули с нижней (уж в этом МакМак был продвинут, по понятиям почетной – ближе к центру матери-Земли) шконки из дальнего угла, – базар развели, рай-зоне стыдно!

– Да он на эманации берет! – в челобитной манере заскулил Иван.

– Ша, в ауре, догматый, в секунду хичкокну! – повысили голос от Луны, и этого оказалось достаточно, чтоб Финита, наконец, увял.

Максим облегченно вздохнул, постаравшись совершить это как можно неприметней. Начинать с рукопашной – дурной тон.

– Не маячь в дверях, гермеченный, – пригласили из темного угла. – Дуй сюда, покамлаем о делах наших скорбных.

Максим двинулся, Финита покорно посторонился, остальные предупредительно убирали руки и ноги оттуда, куда целилась нога Храпунова. И по движению Максима глухо назывались:

– Аристарх Чекан.

– Семен Майданный.

– Феофан Ботов.

– Василий Беломор.

– Андрон Шрамов.

– Кеша Дрын.

– Аквафор Таймырский.

Только распростертый на газетах организм оставался индифирентен. Впрочем, Максим срисовал, что клиент еще дышит.

– Неудобно получается, люди назвались, а ты молчишь, – без нажима упрекнул новичка сидящий с ногами на одеяле сухопарый мистик, – аукало и осанну нареки. – Росту авторитет был от горшка два вершка, уши острыми углами вверх, как у эльфа-инородца, босые же ступни ног размером вполне угодили бы гиганту, и покрывала их густая курчавая вороная шерсть.

Перед недомерком лежал от руки расчерченный на квадраты и в шахматном порядке закрашенный листок бумаги. Шашками сегодня служили выбитые зубы, с одной стороны золотые, с другой фарфоровые.

– Игорь. Игорь Кузахметов. Осанны нет, первый раз кукую, – соблюл в голосе удачную пропорцию покорности и независимости Максим.

– Кто ж тебя тогда правильно в могилу входить учил? Да ты саван свой ватный, – главарь имел ввиду матрац, – на верхнюю шконку пока свали, в руках правды нет. – Главарь улыбался, будто тибетский монах на Солнце жмурится.

При этом нашел злодей секунду кивнуть Фините, и тот проворно застучал в стену кружкой на языке тюремного телеграфа насчет того, что в камере появился некий Кузахметов, и, мало ли, кто слыхал про такового? Значит, не только вертеть иконы умел.

– Были учителя, – умеренно изображая чувство собственного достоинства, отвечал Максимыч.

– Молодец, что язык не распускаешь, – важно затряс подбородком недорослик. – Только все едино отмолчаться не выгорит, если не хочешь, чтоб твое место в камере у иконы было.

– Известно, не хочу, но хвалиться не кем. Инициировал меня черный колдун Передерий. А когда его бренному существованию финиш выпал, я сам постижением запретных книг занялся в режиме самообразования.

Остальные к их разговору прислушивались очень чутко (и пуще всех Финита – в паузах отряжающий в герметическую контрразведку свежую порцию информации по новичку). Но не развешивать же локаторы на всю камеру: для виду хлопцы продолжили дело, ради которого сели в круг, только молчком. Кеша Дрын стал рисовать на спине распростертого некую мудреную картинку. Андрон Шрамов взбалтывал тушь в порцелярном пузырьке химического стекла. Чекан точил швейную, пронесенную через шмоны, иголку об ноготь.

– А какой рукой Передерий тебя инициировал: левой, или правой? – прищурился сухопарый, и только сейчас Максим углядел, что отражается в зрачках допрашивающего, как и икона, вверх тормашками.

– Проверяете, господин хороший, собственного имени не назвавший? Понимаю, мало ли – угодники решили в могилу идола внедрить. Одной левой меня инициировал Герасим Варламович Передерий, ведь правую он в метро потерял, когда его тогдашний начальник ИСАЯ Максим Храпунов на рельсы столкнул.

Недомерок удовлетворенно почесал могучую пятку, задумчиво пошевелил грибково-желтыми ногтями, размером с пепельницы: