– Силен, чудило, – сгреб чужие зубы-шашки и свою, запертую в сортир, с несерьезной бумажной доски Властелин Колец, профукав пять партий подряд. Запустил не менее волосатую, чем обширные пальцы ног, руку в карман стандартной робы[52]
и достал зажигалку «Зиппо», – Держи, выиграл.– Мы же играли не на интерес, – испуганно отодвинулся Максим. Его не столько удивило подношение, сколько то, что на этот раз Финита не ринулся к смутному лику на иконе, устанавливать его нимбом вверх, а ведь вертухайский голос родился чересчур рядом...
– Мы играли, ты выиграл. Держи, Игорек, не люблю оставаться в должниках у тех, кто близок к смерти, – главарь потянулся, хрустя всеми до последней косточками, и нежданно проявил живой интерес к результатам татуировального процесса. – Ну, как у вас там?
– Пять минут, как готов, – отвечал, кажется, Майданный. При этом не очень-то Максиму было ясно, кто готов – татуируемый Бэтман? Или тип, над спиной которого упражнялись в бэтманизме мастера? И, если «готов» тип, то в каком смысле готов? Слишком многоплановый термин…
– Тогда пора, – решительно сполз со шконки главарь-карлик и, не обуваясь, зашлепал ступнями по бетону.
Прочие обитатели поднялись с корточек, счастливо затрясли затекшими ногами. Властелин Колец подчапал к двери и брезгливо коснулся пищераздатчика мизинцем. И дверь послушно отворилась – запоры оказались загодя отжаты, и все такое. Щедро поименованные сидельцы цепочкой двинули за дверь, лишь пациент с растатуированной спиной так и остался валяться без движения.
– Эй, Режим, чего морфеишься? – Прикрикнул центровой недоросток на все еще растерянно вертящего в руках «Зиппо» Храпунова, – Шевели нетопырками!
Вышедший последним МакМак помешкал, якобы сомневаясь, не притворить ли за собой дверь, на самом деле давал глазам освоиться – тюремный коридор заливал, будто холодец вываренный протеин, призрачный свет. Маячивший у двери истый тюремщик, как Максим присмотрелся, не пребывал в гипнотическом трансе, здесь использовалось какое-то другое селенитное колдовство, на время – будем надеяться, превращавшее мученика в механического истукана, только и способного, что через равные промежутки времени орать: «В подземных „Крестах“ все спокойно!».
Максим поймал косой взгляд недоросли, и решил за самое разумное считать наваждение еще одной проверкой, и всласть таращиться вокруг ошалевшим бараном. Дескать, любой первоходка понятия не имеет, какие порядки царят по ночам в казематах ИСАЯ, а подсаженный оперотделом идол тут же поморщится типа «сплошные штампы» и выдаст себя по маковку.
Только никакое это – с вертухаем – было не наваждение, все происходило наяву.
Разрезая тусклый свет черными мишенями, группа путешествовала коридором в сторону, противоположную выходу. Невнятные тени царапали ломанными щупальцами кирпичную кладку. Пресекающие днем любое несанкционированное движение паутиновые пологи отсутствовали напрочь. Сидельцы топали в следующем порядке – первым карл, за ним Максим, по бокам Финита и Майданный, остальные сзади нестройной гурьбой, сутулясь, сплевывая сквозь зубы по сторонам и засунув руки в карманы роб. И семафорами им были только редкие выкрики из сгущавшегося спереди и сзади сумрака:
– В подземных «Крестах» все спокойно!
– В подземных «Крестах» все спокойно!
– В подземных «Крестах» все спокойно!
Нет, зря Максим принял это за проверку, его спутники, кроме, понятно, карлика, тоже чувствовали себя далеко не в своей тарелке. Финита и Майданный жались к середине пути и без умысла часто чиркали Храпунова локтями. А те опричники, что мерили путь шагами сзади, то и дело наступали на пятки, боясь отстать.
– Скучно каноним, – заворчал, не оглядываясь Властелин Колец, – Финита, грянь песню!
И не посмевший ослушаться Иван жалобно затянул в темпе походного марша:
– Елы-палы. Я в гробу пряники забыл, – зашептал кто-то из задних. – Мне маманя пряников медовых в передачку тиснула[53]
.– Не боись. Никто не сожрет, – ответили столь же глухим шепотом.
– А что я ставить на кон буду? Мизинцы?
– Поставишь грамм двести крови, не убудет.
Шепот пресек следующий вертухайский вопль:
– В подземных «Крестах» все спокойно!
А безголосый Иван дребезжал дальше:
– Это песня о том, – начал вполоборота объяснять карла Максиму, но заткнулся на полуслове, потому что они уже пришли.
Никаких сомнений, этот зал служил тюремной библиотекой. Только кто-то большой силы и не ленивый пораздвигал многоэтажные стеллажи, освободив в центре просторную площадку. И компания, в которой сюда прибыл Максим, оказалась здесь в столь поздний час не единственной.