— Братья и сестры! — громко произнёс наконец-то вышедший из ступора отец Тихон. — Не принимайте близко к сердцу увиденное здесь и сейчас! Ничего необычного не происходит, ибо, к несчастью, Степан тяжко болен и подобные приступы у него порой случаются…
— Да неужели…? — высказал я вслух всеобщее сомнение. — И чем же он болен, позвольте поинтересоваться?
Далее начало происходить нечто и вовсе не вообразимое, ибо когда отец Тихон, не обратив ни малейшего внимания на мою реплику, подошёл к повисшему на руках у послушников Степану и начал ему что-то негромко говорить, пытаясь хоть как-то успокоить и привести в чувства, инвалид детства нечеловечески взвыл (и это не фигура речи), а затем в несколько яростных движений разметал, словно девчонок, обоих удерживавших его молодых мужчин…
А послушники эти, в отличие от него самого (Степан был ростом с меня, тощенький и весь какой-то рахитный), на телосложение пожаловаться никак не могли (оба весьма высокие, один нормальной комплекции, чуть-чуть полноватый, а другой, бычок такой, явно занимается со штангой).
…причём тот, что помельче, натурально покатился кубарем в толпу.
Короче говоря, то ли Степан впал в состояние невообразимого неистовства, словно скандинавский берсерк, что придало ему каких-то нечеловеческих сил, то ли…
— Оставь Степана, бес! Не тронь его чистую душу! Кто ты бес?! Кому ты служишь?! — грозно вопросил отец Тихон, приложив крест к голове инвалида. — Говори!
— Не тебе, поп! Ему! Я служу ему! — громко прохрипел Степан, а затем, отобрав крест (толпа в этот момент, ахнув, сделала шаг назад), сначала приложил им отца Тихона по башке (и что характерно, никто даже не попытался помочь кулём свалившемуся служителю храма), а затем метнул его в мою сторону (благо тёть Люда, потянув меня и Стёшу, отскочила в сторону, так что церковный инвентарь угодил в какого-то другого бедолагу, не в меня).
— Что вообще здесь творится-то? — истерично хохоча, воскликнула подруга (нервы сдали и у неё начиналась истерика).
Сострить в ответ я не успел (но очень хотелось!), ибо Степан…встав «на мостик» (его конечности вывернулись теперь под совершенно неестественным для нормального человека углом, но мало ли какие у него там могут быть генетические дефекты…), бодро пошёл (пополз?) таким вот макаром в нашу сторону, непрерывно матерно ругаясь и злобно пялясь на меня снизу.
— Жёваный крот! — делая шаг назад, и на всякий случай ущипнув себя, воскликнул я.
— Охрене-е-еть! — истерично ржала в голос Стёша, держа меня за руку. — Ну-у, это ва-а-аще!
— Нет, ну это уже просто ни в какие ворота… — покачав головой, пробормотала тёть Люда.
— Может его это…ну, в больничку какую отвезти…? — услышал я бабушкин голос.
— И чего они там, бабуль, в больничке твоей будут делать вот с этим? — кивнул я на «членистоногого», а затем, делая очередной шаг назад и поглядев на подругу, добавил. — Хотя я, кажется, знаю одного типчика, который предпочитает необыкновенные медицинские случаи…этот, уверена, как раз из таких…
Тем временем некоторые из присутствующих решили, что с них на сегодня определённо достаточно впечатлений, и ломанулись на выход (а отдельные тётеньки откровенно визжали, добавляя пикантности всей ситуации)…в закрытые на замок двери…
Наконец-то очухавшись, оба послушника бросились на этого…акробата.
— Крест мне…кто-нибудь принесите мой крест! — это, держась за голову, встал на ноги отец Тихон, и слегка пошатываясь (думаю, лёгкий «сотряс» психопат ему сегодня точно организовал), направился к Степану, который, несмотря на все усилия служителей культа, небезуспешно полз в направлении моей скромной персоны.
— Ты ему точно понравилась! — загибалась от смеха Стёшка.
— Иди в задницу, Стёшкин! — беззлобно ответил я, делая ещё один шаг назад, и неотрывно глядя на развесёлый организм. — И я, кстати, нежадная…хочешь — забирай себе! Мне для лучшей подруги ничего не жалко…
— Ваш крест, батюшка! — это прелюбодейка сбегала за церковным имуществом отца Тихона.
— Девочки! Анна Леонидовна! Идёмте к выходу, этот человек явно не в себе и опасен… — сказала тёть Люда, указав подбородком на ползущего Степана. — Только отойдите чуть в сторонку от людей, иначе случайно затоптать могут (уже около половины собравшихся в храме пытались как-то открыть двери или же просто выломать их, долбя ногами).
— Дима…! — громко сказал одному из послушников отец Тихон, с крестом навалившись на бесноватого. — Открой двери, выпусти прихожан, нечего им сейчас здесь делать, а затем запри снова!
Что этот Дима без промедления и проделал. Ну а мы, как и многие другие из присутствующих, подождав, пока на свободу вырвутся самые нетерпеливые, спокойненько покинули Трапезный храм, у дверей которого в этот момент проводилась экскурсия.