Златая цепь времен

Для того, чтоб показать очевиднее роль «нигде», я начал с техники. Но технике предшествовала и предшествует наука, то есть уменье создавать общие представления, строить гипотезы. Следовало вообще научиться мыслить абстрактно, иначе говоря — распоряжаться в «нигде», создавая несуществующие фундаменты для несуществующих построений. Для этого пришлось некогда вступить на дорогу бесконечных опытов, и идти по этой дороге, и повторять опыты, и выдумывать новые опыты, мирясь с невозможностью проверки этих опытов результатами их материализации. Пока человек не перестанет стремиться вперед, он блуждает, как сказал Гете.

Палеонтология все дальше и дальше от нашего времени отодвигает эпоху, начиная с которой человекообразный зверь приобретает право называться человеком. Первые захоронения, явно свидетельствующие о заботе о теле умершего, датируются четырьмя — пятью сотнями тысяч лет. Более ранние, может быть, просто еще не найдены. Эти могилы свидетельствуют о начале вторжения человека в «нигде», оказавшемся для него значительнее и обширнее, чем весь видимый его глазами космос.

Под вторжением можно как будто понимать волевое действие, открытие под влиянием вспышки чувств или еще какое-то «озарение». На самом же деле первые могилы суть важные вехи на эволюционном пути, и были они, в свою очередь, эволюционно подготовлены.

Существенно то, что забота о теле умершего, свидетельствуя о вере или надежде на загробную жизнь личности, говорит о проникновении человека в «нигде»: он постигает абстракции и начинает учиться обращению с ними.

Факт заботы о теле умершего в форме простейшего захоронения с двумя плоскими камнями, поставленными под углом, чтоб предохранить голову, или в форме, усложненной вещами, которые кладут в могилу вместе с телом, является одинаково бесспорным свидетельством о познании человеком абстрактного. Или, лучше, — об уже созданном им абстрактном, с попыткой на это абстрактное воздействовать.

Создает ли человек представление о боге раньше представления о загробной жизни своей личности? Или одновременно? Или в обратной последовательности?

Я задаю эти вопросы, как мог бы задать и другие, подобные им, лишь для того, чтобы подчеркнуть: ответы на них совершенно не существенны для разрабатываемой здесь темы. И говорить о вере в загробную жизнь, в богов мне приходится лишь потому, что мой предок, живший пятьсот или более тысяч лет тому назад, оставил доказательство того, что таков был начальный цикл его абстракций, которыми он населял свое «нигде» и на которых он развивал свое умение обращаться с отвлеченными понятиями.

В такой же мере вопрос о бессмертии личности, так, как я ставлю его для моей темы, не имеет никакой связи с текущими общественно-политическими проблемами, как-то с ролью церквей и религией сегодня, с влиянием тех или иных верований и пережитков верований на борьбу классов.

Я стараюсь представить себе некоторые существенные приемы другой борьбы, доисторической, происходившей до появления каких-либо обществ в сколько-нибудь нашем смысле. Ее начал человек, довольно заметно физически отличавшийся от нынешних потомков. Он вел ее, отрываясь от зверя, который сидел в нем самом, боролся, медленно эволюционируя и не заканчивая: считая, что гомосапиенс продолжает эволюцию.

*

В своем историческом бытии, то есть пять-шесть тысяч последних лет, человек оказывается хозяином Земли и представляется выражением вершины эволюции всей земной органической жизни, как наиболее высоко организованная ее форма. Свое преимущественное положение человек занял в силу своих внутренних способностей, материализуя их через «нигде» посредством своего умения в этом «нигде» оперировать. А это уменье создавалось эволюционно в течение глухих для нас пятисот тысяч доисторических лет, и доисторический период был в сто раз длительнее исторического. Иначе говоря, потребовался труд двадцати тысяч поколений, предваривший жизнь двухсот исторических поколений.

Рассуждение о том, почему человек начал творчество абстракций и население «нигде» с бессмертной души и богов, представляется мне праздным. Но замечу, что, поступая так, человек не был таким уж непрактичным, наивным. Создавая себе в «нигде» бессмертную душу, обставляя «нигде» как посмертную обитель, человек творил себе опору, вынесенную вверх, чтоб, ухватившись за нее, обрести более устойчивое равновесие в защите не только своего земного существования, но и в борьбе с гормональными императивами, унаследованными от зверя.

Облегчилась возможность заведомо гибельной борьбы в защиту единоплеменников, смерть за убежденья, запреты, исполнение обязанностей перед племенем и перед собой, самоконтроль. Перечень может оказаться довольно длинным, поэтому я обобщаю: сотворение человеком бессмертной души и богов, происшедшее сотни тысяч лет тому назад, способствовало сосуществованию людей между собой и организациям общественного типа.

*