Читаем Златая цепь времен полностью

Конечно, я могу судить лишь обывательски, по отдельным наблюдениям, а «выборочная статистика» не всегда надежна. Однако нам известны и действия власти. Так, детские комнаты в милиции повсеместны, и дела им хватает. И законодательство последовательно ужесточается, что общеизвестно. Напомню о том, что до войны за кражу у частного лица полагалось до года тюремного заключения, а за «государственную» кражу — до двух лет. Ныне же даже несовершеннолетние за кражу у соседа, за хулиганство могут быть осуждены на несколько лет заключения. Они начинают свой срок в детколониях, а по достижении совершеннолетия продолжают в настоящей тюрьме.

Все это сбивчивое по необходимой краткости вступление мне понадобилось также и для того, чтобы дать себе самому отчет в том, почему мне повесть К. И. с ее необычной для жанра тематикой кажется заслуживающей пристального внимания. Подчеркиваю — мне, ибо сам автор, думаю, не нуждался в подобных рассуждениях. Он, мне кажется, насмотрелся неких отрицательных явлений в событиях нынешнего дня и о нем, текущем дне, печется. Судя по композиции повести и разработке сюжета, он может быть сторонним наблюдателем-литератором. А может быть, он сам, поработав с молодежью, взявшей крен не в ту сторону, ощутил в себе призвание писать. Но это не так уж важно. Взятая тема, по-моему, серьезная и нужная. Повесть читается с интересом, что, как известно, служит признаком литературной удачи. Вспомните известный вольтеровский афоризм и шутку, которой Н. Г. Чернышевский начал «Что делать?». На самом деле, полезная, но скучная книга столь же никчемна, как ружье без зарядов.

К. И. довольно убедительно персонифицирует проводников влияния «уголовного мира», одновременно их обнажая. Податливыми оказываются в первую очередь подростки, жизнь в семьях которых сложилась неудачливо, но неудачливость эта не одинакова. И то, и другое дается без особого нажима на читателя, образно. Есть характеры.

Следуя, бесспорно, бессознательно исконным традициям воспитующей литературы, автор дает голубой краской некоторых взрослых руководителей, представителя милиции, директора школы. Что же, и мне хочется, чтобы они такими и были.

Может быть, у особенно рьяных ригористов возникнут возражения против бытующих в повести «блатных» словечек. С полным уважением к строгости вкуса таких судей замечу, что, к сожалению, словечки эти уже обернулись словами, втираясь в обиходную речь. Да и помимо того я уверен, что в этой части повесть К. И. никого не развратит. Вообще же нужно не только на суде, но и в литературе либо говорить, либо молчать.


О РУКОПИСИ Е. Е. О.


Читая рукопись, я спотыкался на каждой странице, часто — на каждой строке. Поэтому начну с разбора первой и последней страниц, абзац за абзацем.

«Над степью черный полог туч. На востоке, над горбами далеких курганов, серая полоска ранней зари. На западе степная ширь слилась с чернотой неба и темнела бездонным омутом…»

Чернота, темнота, бездонный омут — все это мне не слишком нравится, но, так ли, иначе, автор дает картину тишины, ибо «серая полоска ранней зари» бывает различима и при затянутом небе, когда «полог туч» образует на востоке просвет. Я могу пропустить «бездонный омут», хотя ночью и лужа кажется бездонной. Но в четвертой строке узнаю, что дул ветер, да такой, что «сметал траву». Следовательно, никакой «серой полоски» быть не могло, неслись и облака, а в такую погоду запаздывающий рассвет проявляет себя медленным нарастанием видимости. Описанного автором быть не могло. Дул ветер, но какой бы он ни был силы, ему не «смести» траву. С непаханой степью не справиться урагану. «Черные бури» возможны только на распаханных почвах. Ночью не видно ни орлов, ни курганов, но будь они и видны, то «ерошить перья орлам» ветер не мог: птицы всегда сидят головой к ветру. Чей «злобный вой» разносил ветер, автор не говорит. Но коль он разумеет волков, то ошибается. Осенью волки всегда отлично сыты. Бывает, они подвывают на тихих зорях, но это совсем другое. А сейчас они молчат — и вообще, и потому, что, как видно дальше, в степи неспокойно, а волки осторожны.

«Степь не спала. По дорогам катился конский топот, скрип повозок, гортанные крики. Порывы ветра уносят запах пота, дыма. Левый берег Калки цвел жарким пламенем костров, мерцавших красными точками у дальнего края степи».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное