Златая цепь времен

Мемуары — не дневники, где суть не в том, как изложено, а в правдивой передаче увиденного, услышанного. Мемуары же есть жанр художественной литературы, поэтому-то к перу тянется далеко не каждый, вернее, редкий человек, хотя многим есть что вспомнить. От автора мемуаров читатель ждет не менее убедительных образов, чем от романиста. В этой части М. Т.-Б. не силен, его краски скудны, он пользуется словом, чтобы сообщить, информировать, но ведь нужно и рисовать. Обилие черной краски мешает рисунку.

Сразу, в тот же день, по горячим следам события, такое может удовлетворить газету, даже журнал, ищущих злободневности. Это было характерно для упомянутого мной времени, непосредственно примыкавшего к революции. Тогда спешно написанные воспоминания воспринимались как документы. Сейчас, на удалении в полустолетие, художественная слабость становится заметной.

Каждый из нас дает то, что может, и я думаю, что излишне обращаться к автору с просьбой о доделках. Рукопись интересна.

Но в ней нужно обязательно дать солидный, обширный и интересно составленный научный аппарат. В первые послереволюционные годы задачу издателей облегчала близость событий и скромность тиражей. Ограничивались короткими примечаниями. Ныне, при абсолютном преобладании читателей, родившихся после революции, и чрезвычайной, так сказать, схематичности исторических сведений, которыми они обладают, потребуется расширенный именной указатель, потребуются частные комментарии, придется объяснить обстановку в странах, где оседала белая эмиграция и тому подобное. Иначе у читателя в одно ухо войдет, в другое — выйдет.

Для составления научного аппарата придется привлечь специалистов-историков. Их естественное сотрудничество с автором будет одновременно и окончательным редактированием текста.

*

А. Т. Болотов (1738 — 1833) принадлежит к числу замечательных русских людей, кто был не только деятелем, но и плодовитейшим писателем. Однако сказать о нем лишь это — ничего не сказать. Болотов был обладателем редкого и счастливого сочетания черт: он тянулся к знанию, что свойственно многим, и с поразительной цепкостью умел учить сам себя, что доступно только единицам.

Болотов обладал прирожденным научным мышлением: наблюдение — размышление — опыт — проверка — вывод. Поэтому он сумел научно обосновать способы развития чуть ли не всех отраслей сельского хозяйства. А свои знания он сеял щедро и бескорыстно.

Несомненно, сделанный им обильнейший посев не прошел для России даром. И журнал «Экономический магазин» (1780 — 1789) с массой интересных практичных и выгодных сведений по сельскому хозяйству, и все другие его многочисленные труды, изданные на несокрушимой бумаге тех лет, читались и передавались из рук в руки тысячами людей, и несомненно, что они будили мысль и многое воплощалось в практику. Здесь уместно отметить, что область сельского хозяйства, его усовершенствования очень трудны вообще и даже в наши дни продолжают требовать неусыпной заботы, больших усилий и больших капиталовложений.

Мысль о создании документальной повести на основе воспоминаний самого Болотова («Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков» в 29-ти частях) можно только приветствовать. А объем повести о Болотове кажется даже скромным по сравнению с материалом.

Обращаясь к историческому материалу, каждый писатель, естественно, выбирает себе определенную позицию, с которой он предлагает читателю излагаемый им материал.

Восемнадцатый век в России был характерен тем, что современники уклончиво именовали «похождениями известных петербургских действ». Действа эти, о которых высказываться было небезопасно, представляли собой целую серию государственных переворотов. Местничество, на котором в течение нескольких предыдущих столетий прочно держалось служебное продвижение, по замечанию советского академика С. Б. Веселовского, препятствовало «самовыдвиженцам». Изжив себя, местничество было отменено в конце XVII века, когда будущему императору Петру Первому было десять лет. Сам Петр окружил себя именно выдвиженцами, в числе которых было очень много, выражаясь по-современному, иностранных специалистов. Отменив действующие законы о престолонаследии, Петр умер, не указав наследника. После него и начинается упомянутое выше «похождение действ», и власть фаворитов, крушение их с очередной сменой монарха, новое возвышение, новое крушение. Во всех этих дворцовых переворотах решающую роль играет гвардия, в которой тогда и рядовые были дворянами. За столетие после смерти Петра сменяется восемь царствований. И последняя попытка гвардии происходит 14 декабря 1825 года, когда восставшие воспользовались замешательством после смерти Александра I. А замешательство это возникло из-за того, что заблаговременный отказ от престола Константина Павловича почему-то держался в тайне.

Таким образом, это столетие, в смысле устойчивости центральной власти и укрепления централизованного управления, было весьма неблагоприятным. Однако же оно не отмечалось территориальными потерями или же общим упадком страны.