Злато в крови (СИ)

Сначала мы приняли их за некие рукотворные призраки. Но то были женские украшения, надетые на шеренгу сплетенных из тонкой проволоки манекенов. Все они из темного серебра: шлемы, цельные или из нашитых бляшек, нагрудники в виде массивного щита, кольчуги из чеканных кружков, высокие браслеты из четырех частей, доходящие до локтя, широкие подвески в виде лука, повторяющие изгиб бровей — девичье забрало от посторонних взглядов, тяжелые перстни с когтем, иные, тонкие, числом ровно пять, соединены цепочками с браслетом. Бирюза, сердолики, кораллы.

— А это что? — с вожделением спрашивает Сибилла.

— Наряд былых парфянских амазонок, которые отошли от бранного труда и стали ткать бухарские ковры. Работа, между прочим, не по плечу мужскому полу: надо сидеть на земле за горизонтальным станом и прибивать каждый ряд мелких узелков тяжеленным гребнем. Требуются тонкие и гибкие пальцы, но сильные мускулы.

Восьмая комната. Из царства старины мы снова попадаем в аскетический модерн. Гладкие черные обои, темно-серый палас укрывает пол, жесткая светлая мебель более, чем в других местах, напоминает переплетенные рога и мертвые ветви. Живопись — просвечивающие насквозь человеческие лица в голубоватых прожилках и алых пятнах, однако глаза выражают благородство и мудрость. И — о радость нашей музыкантше! Центр помещения занимает, доминируя надо всей потусторонностью, огромный белый рояль. (Есть некая ирония в том, что он сильно напоминает своим абрисом лошадиный череп с оскаленными зубами клавиш, но это же мелочь.) Сибилла, ахнув от восторга, тут же бросается усмирять его добрым глотком «Аппассионаты».

Однако Селина, деликатно отстранив девочку от круглого табурета, тоже белого, говорит:

— Мы еще не всё осмотрели. Потом поглядим, как тебе будет играться. И что именно.

Тут уже все наши видят боковую дверцу и соображают, что такое устройство имеется и во всех прочих комнатах.

— У тебя и правда клаустрофобия, — смеется Бенони. Длинное словцо он повторяет без запинки: что значит начитанность, хоть и новорожденная!

Селина щелкает его по носу своим крепленым ноготком.

— Нет, правда, Сели. По две-три двери в каждом зале. Верный медицинский симптом.

— Э, знаешь, что японцы говорят? Хитрая лиса-кицунэ не войдет в нору с одним лазом. Так что здесь мы наблюдаем скорее паранойю, причем вполне в рамках допустимого.

— А куда этот твой лаз ведет?

— Толкни дверь. Нет-нет, не вперед, а вбок.

Тяжелая створа с рокотом уходит в стену — и всё заливает свет луны, находящейся в полном своем блеске. Но тут он как бы теплее, чем снаружи, с нежным желтоватым оттенком. Голубой орнамент, каллиграфический фриз. На стенах восемь миниатюр — цветы в обрамлении цветов. Музыкант с лютней в руке ведет в поводу тонконогую светло-серую кобылу, оба выступают в едином музыкальном ритме. Стройный отрок на коленях — виночерпий с чашей в руке. Сидящие в едином объятии влюбленные переплели свои руки и тела, рисуя собою знак ин-янь. На фоне цветущей сливы учитель приветствует стройную красавицу в высоком алом колпаке дервиша. Мудрец поник чалмоносной головой над раскрытым фолиантом. Усталый факир спит, поникнув головой и свернувшись в комок, одна узконосая туфля видна из-под огромного алого тюрбана. Изысканный ангел в черном халате, расшитом золотыми блестками, узкие пурпурные крылья странно заломлены за спиной. Рука, простертая к небу, — сброшенный до локтя рукав истекает как бы воском или слезами. Восемь полуколонн, восемь стройных древесных стволов корнями упираются в нагой черно-белый пол, сплетаются ветвями в сквозной алебастровый купол, открытый ветру, листьям, облакам, звездам — и солнцу.

Последнее, кажется, осознал только я.

— Девять ступеней отбрасывания земных покровов, — пояснила Селина. Голос ее звучал тише тех ее мыслей, которые я всё равно не сумел бы уловить. — Девять шагов восхождения из бездны. От телесной тьмы через воплощение страстей — ко тьме духовной, а оттуда — призыв ко свету.

— Развернутая метафора… Но это ведь не дом для жизни.

— Вы поняли, мастер. Да. И также монумент и кенотаф в одном лице. Знаете, тут один мой… ну, хороший человек жил. В небольшом деревянном дворце, который взял да и сгорел однажды.

А потом Сибилла, разумеется, сыграла нам свое коронное и обещала повторить когда-нибудь в другое посещение, потому что ей удалось снять только верхний слой с глубинных смыслов, открывшихся перед ней. Собственно, ей хотелось сыграть сам Дом, но силенок оказалось маловато.