Златоборье

— Но почему мне колечко? Почему не Антоше?

— Ты — хозяйка Златоборья.

— Какая же я хозяйка? Я — девочка!

— Хозяюшка! — прошелестел голос отдаляясь. — Хозяюшка!

Куница скользнула по Дашиным рукам и пропала, а в Дашиной ладони осталось тоненькое светящееся колечко.

Завернула Даша колечко в широкий лист подорожника и в кармашек спрятала. Пошла Антошу домой позвать. Вдруг слышит голоса, да такие грозные.

НЕБЕСНАЯ КОЛЕСНИЦА

Вдруг грянул гром. Даша, Антоша, Никудин Ниоткудович завертели головами, ища тучу, но небо было словно хрустальный шар.

— Гремит, — сказал Никудин Ниоткудович.

— Нигде ни единого облачка! — крикнула сверху Даша. — Мы успеем до грозы собрать стручки.

В это самое время со стороны Старорусского лесничества выехала из леса легковая машина, а за нею грузовик с надстроенными бортами.

Из легковой машины вышли судебный исполнитель, милиционер, Велимир Велимирович, из кабины грузовика — лесники Пряхин, Молотилов, и, как из-под земли, явились, не запылились Завидкины, дед и бабка.

Судебный исполнитель показал Никудину Ниоткудовичу бумагу, попросил расписаться, милиционер взял под козырек, Велимир Велимирович повздыхал, печально разводя руками, а лесники Пряхин и Молотилов отправились в хлев и вывели под уздцы Ивеня.

— Вот он! Забирайте его! — заверещала бабка Завидуха и погрозила длинным корявым пальцем Даше и Антоше. — Не нам, так и не вам!

Шофёр принёс доски, приставил к кузову.

— Ивень! — закричала Даша. — Ивень, не поддавайся им!

Конь задрожал, вскинул голову, присел на все четыре ноги, рванулся и, лёгкий, свободный, побежал по поляне.

— Взять его! — приказал судебный исполнитель.

— Есть! — козырнул милиционер.

А небо-то уже переменилось. Летучие косматые облака, клубясь, выстраивали громады белые, тёмные, лиловые.

Сверкнула дальняя молния. Затарахтело, загрохотало, словно по булыжному тракту мчалась телега не жалея колёс. Милиционер, Завидкины, лесники и шофёры, рассыпавшись, окружали Ивеня. Ивень пятился, косил глазами, всхрапывал. И перебирал, перебирал по земле ногами, словно касался её в последний раз.

— Белый Конь! — закричала Даша. — Сюда! Я сниму с тебя узду!

Та-рар-ра-ра-ра-рах!

Белое копьё пронзило вершину Сорочьей сосны и ударилось в землю перед Белым Конём.

— Колесница! — прошептала Даша.

По небу мчалась шестёрка лошадей, запряжённая в колесницу. В колеснице восседал старец. Волосы его вздымались, как небесный белый вихрь. Он махнул рукою, и молния пересекла небо из края в край.

Отважный милиционер уже ловил рукою узду.

— За хвост его! За хвост! — Бабка Завидуха толкала в спину своего старика, и тот, выставя руки, скрюча пальцы, крадучись, шёл в обход.

Колесница катилась уж над самым Златоборьем. Белый Конь заржал, вскинулся на дыбы, хлестнул хвостом Завидкина, скакнул, и Даша успела ухватить и снять узду со своего Белого, уж такого Белого Коня.

Колесница промчалась, Ивень с облака на облако скакал вдогонку и поравнялся наконец с небесными конями. А дальше не видно было, дождём небо заслонило.

— Ребятки! Скорее наземь! Наземь! — кричал, размахивая руками, Никудин Ниоткудович. Бобок на дождю подсыхал, скрючивался. Листья обвисали, отпадали…

Успели Даша с Антошей на крышу скакнуть, а с крыши на лесенку и на крыльцо — от дождя. Стоявшие в изумлении Велимир Велимирович, судебный исполнитель, милиционер, лесники Пряхин и Молотилов, шофёры тоже поспешили на крыльцо, но Никудин Ниоткудович взял ребятишек и крепко затворил за собою дверь.

Небеса в это самое время прохудились, и, плещась среди ливня, как в реке, незваные гости кинулись по машинам. Моторы заурчали, зарычал и поехали машины в свою машинную жизнь, увозя заодно и Завидкиных. До их дома, правда.

ПОСЛЕДНЕЕ

По земле клубились туманы. Ночь спустилась — глаз поколи. Небо все никак не могло успокоиться, громы громыхали то дальше, то ближе.

Под Сорочьей сосной со здоровенной иглой в руке, дратва в палец. Леший шил на зиму шубу. Молния блеснёт — Леший стежок сделает.

— Илья, чего светишь редко?! — ворчал скорняк, поколовший себе иглой пальцы.

Вдруг — трах! — и столб огня встал над сосною. В сторожке Никудин Ниоткудович, Антоша, Даша сбежались к окошку.

— Неужто в Сорочью!? — ахнула Даша.

— Нет, — сказал Никудин Ниоткудович, — в соседнюю. Пожалел Илья хорошее дерево.

Даша приникла лицом к стеклу. Не видно ли колесницы, не видно ли коня в ней? Но уж очень темно было в небе.

— Пламя на лес не перекинется? — спросил Антоша.

— Не похоже, — сказал Никудин Ниоткудович. — Лес влагой напитан. Жалко. Молодая была сосна. Ей бы ещё расти и расти.

А под Сорочьей сосною не унывали. Игла в руках Лешего так и мелькала, вот уж и рукав на месте. Померил, не крив, не жмет. Отложил работу. Потянулся, позевал.

— Другой рукав — до другой грозы!

И дунул на дерево, как на свечу.