Златоуст и Златоустка

Размеренно работая копытами, крылатые кони прошли по вершинам деревьев, ступили на взволнованную морскую воду – спугнули стаю чаек и парочку великолепных белых лебедей. А потом – удивительно быстро – кони-кологривы ступили на остров; под копытами загрохотало, искры посыпались и разноцветные камни с горы полетели в воду. Скользящие следы от колесницы, как только она чуть коснулась земли, были похожи на росчерк двух параллельных звёзд – следы фосфоресцировали в вечерних сумерках.

Возничий, на самой вершине так ловко остановивший коней-кологривов, спрыгнул с облучка и подбежал к большому окровавленному кресту.

– Живой? – спросил тревожно. Приоткрывая глаза, человек прошептал:

– Было время – был куда живее.

– Молодец! – Возничий головою покачал. – Силён, бродяга! Шутит! Ну, потерпи, сейчас я дам тебе глоток живой воды – будешь как новенький.

– Со старыми дырками! – опять прошептал человек, болезненно пытаясь улыбнуться.

– Да-а! – Возничий посмотрел на дырки в ладонях, оставшиеся от громадных перьев, похожих на золотые гвозди. – Что придумали! Ироды! Гвозди какие-то…

– Это моя работа, – прохрипел бедняга. – Мы же все кузнецы… счастья своего и своего несчастья… Ну, где там живая водица? Давай. – Он пригубил из какой-то сверкающей склянки. – О-о-! Хорошо. Сразу боль отступила.

– Погоди, и смерть отступит!

– Ну, это уже вряд ли… А ты… ты кто такой? Откуда ты, сынок? Я же сказал тебе, ступай домой. Ступай. Сын за отца не ответчик.

– Не узнаёшь? – Возничий засмурел. – Вот это плохо. Ну, погоди, сейчас…

Покряхтывая, возничий взял распятого – и чуть не уронил на камни у подножия креста. Какое-то время человек лежал, не шевелясь, только изредка моргал, глядя на лёгкое белое облачко, проплывающее над ним.

– Дай-ка мне ещё глотнуть.

– Держи, милок. Глотай.

– Хорошо. – Человек затосковал. – Хорошо, но мало я пожил. А так хотелось бы…

– Увы! – сказал Возничий. – Карета подана!

Живая вода помогла – в глазах бедолаги прояснилось.

– Старик? – Он слабо улыбнулся. – Азбуковедыч? Ты?

– Я за него! Оклемался? – Возничий встряхнул сыромятным кнутом, куда вплетены святящиеся жилы синих и красных маленьких молний. – Ну, так что? Тебе получше?

Человек поднялся. Побледнел от слабости. Капли пота заблестели на висках, где трепетали тугие и синие витиеватые вены.

– Вот спасибо, старик. Оживил.

– Ну, а как же? Ты ведь тоже хотел оживить старика. Только ты, чудилка, забыл, что я бессмертный! – сказал возничий, глядя в сторону кузницы, где стоял высокий памятник, одетый в чёрный рыцарский плащ, сияющий золотою заплатой на уровне сердца. – Отличная работа, между прочим. Жалко, если пропадёт.

– Ерунда, – хрипловато прошептали. – Меня сейчас другое беспокоит. Дуэльная пара. Ведь они же, пистолеты, выстрелить должны.

– На этот счёт ты можешь не волноваться, – ответил возничий. – Наши пистолеты уже выстрелили. Да-да! Из одного ствола пришлось приговорить Воррагама, а из другого Бесцеля получил свою пулю!

– А Нишыстазила?

– И он получит!

– Ну, добро, если так. Я надеюсь.

– Именно так. Ну, что? Пойдём? Или боишься?

И тут перед глазами у него замелькала какая-то серенькая мошкара, похожая на толкунцов. Но это были не толкунцы – это были буквы, которые постепенно становились чёткими словами. Эти слова когда-то он, Златоуст, написал для себя самого: Живи на этом белом свете так, чтоб не бояться однажды оказаться на свете том; живи азартно, жадно, да только всё же помни о самом главном – о высоком предназначении сердца, о великом стремлении духа. А в чём оно, твоё предназначение? Тебе подскажут совесть и судьба, непременно подскажут, поскольку так задумано Всевышним, так жили наши предки и завещали нам – идти по совести и по судьбе. Иди походкой гордой – и тебе, и мне, и всем нам есть чем гордиться на русской земле. Живи светло и молодо, работай и люби, рубаху рви от песни или пляски, гусарствуй, коль душа простора просит, воли требует и грозовых раскатов с блеском молний. Пусть будет так, но только при всем при этом необходимо знать и крепко помнить, что каждый день твой, каждый час неумолимо, неостановимо приближает тебя к той черте, за которой уже ничего не изменишь – ничего нельзя будет ни переписать, ни перестроить, ни попросить прощения за свои прегрешения. Будет поздно, потому что солнце твоей жизни упадёт за чёрный горизонт, и никто уже не сможет солнце это снова запалить на небесах – такое чудо из чудес не повторяется. Вот почему тебе и мне, и всем нам надо постараться прожить на этом белом свете так, чтоб не бояться однажды оказаться на свете том, где строгий Судия со всех нас непременно стребует внятного и честного ответа.

И снова прозвучал вопрос над ухом:

– Ну, так что? Пойдём? Готов?