Златоустый шут

Однако для меня не составляло большого труда догадаться, чего на самом деле добивался синьор Филиппо, проводя это литературное расследование: любыми средствами он пытался заставить мадонну Паолу согласиться на брак с Игнасио Борджа, очевидно рассчитывая извлечь из ее замужества определенную выгоду и для себя лично.

— Как можно называть синьора Джованни трусом? — возразила мадонна Паола. — Только неуемное желание сделать мне приятное могло подвигнуть его на такое чудачество. Но он навсегда останется в моей памяти как храбрый и благородный рыцарь. Вспомни, Филиппо, его битву с отрядом Рамиро дель Орка.

На это у синьора Филиппо не нашлось ответа, и его веселое настроение несколько угасло. Что касается меня, то нужно ли говорить, с каким облегчением я вздохнул, когда ужин подошел к концу?

Теперь, оглядываясь назад, мне трудно понять, почему все это так сильно подействовало на меня. Я никогда не любил синьора Джованни и должен был бы обрадоваться, что его мошенничество — трудно иначе назвать такое поведение — стало наконец-то очевидным для всех. Скорее всего, я просто боялся гнева мадонны Паолы, боялся того, что она может счесть себя оскорбленной той искренностью чувств, что пронизывала каждую строчку моих стихов, и разорвет дружбу со мной.

К счастью, она не сделала таких выводов и на другое утро, встретившись со мной, ограничилась мягкими упреками в мой адрес, укоряя меня в том, что я, вольно или невольно, ввел ее в заблуждение. Она охотно приняла мое объяснение, что лишь угрозами меня заставили согласиться на столь бесчестный шаг, и, оставив эту тему, перешла к иным проблемам, которые волновали ее сейчас куда сильнее, чем авторство посвященных ей любовных стихов.

— У меня есть друг, — сказала она, — который, как мне кажется, может помочь мне. Это губернатор Чезены. Разумеется, он состоит на службе у семейства Борджа, — поспешила пояснить она, заметив мелькнувшее у меня в глазах сомнение, — но, несмотря на это, он утверждает, что предан мне и ради меня пойдет против воли своих синьоров.

— В таком случае он окажется предателем, — ответил я, уязвленный неожиданным открытием, что не один я являюсь ее советчиком. — А разве можно верить предателям? Тот, кто однажды изменил, не остановится перед тем, чтобы вновь изменить.

С этим она, к моему удивлению, с готовностью согласилась.

— Именно такая мысль, — сказала она, — сразу же пришла мне в голову, когда во время своего последнего визита сюда он предложил мне свою помощь.

— Вот как! — воскликнул я. — И что же он предложил?

— Сперва я расскажу о нем, Ладдзаро. Этот человек пользуется неограниченным доверием герцога Валентино и часто приезжает из Чезены в Пезаро, никогда не забывая появиться у нас во дворце. Он вдвое старше меня и, будучи одинок, возможно, относится ко мне как к своей дочери, — несколько торопливо добавила она.

Но я сразу почуял, откуда надвигается беда. Я слышал о таких желающих «покровительствовать» молоденьким девушкам.

— Неделю назад, когда губернатор Чезены в последний раз был здесь, он застал меня в унылом и подавленном настроении, поскольку в тот самый день Филиппо впервые завел речь о моей свадьбе с синьором Игнасио. Всякий, кто видит его впервые, счел бы его грубым воякой, типичным солдафоном, успевшим забыть, что такое доброта и сострадание к ближнему; однако он, видимо, почувствовал, что у меня неприятности, и по-отцовски попытался утешить меня.

Я рассказала ему о своих горестях, он внимательно выслушал меня и сказал, что, если я доверюсь ему, он найдет способ помочь мне. Готовность, с которой он согласился поступиться интересами своего господина, Чезаре Борджа, весьма удивила и одновременно насторожила меня. Когда же я высказала ему — возможно, напрасно — охватившие меня сомнения, это как будто глубоко задело его, и я сочла за лучшее прекратить наш разговор. Я много размышляла об этом с тех пор и пришла к выводу, что, наверное, я действовала чересчур неосмотрительно и поспешно…

— В чем, однако, вас трудно упрекнуть, если вспомнить, в сколь отчаянной ситуации вы оказались, — закончил за нее я. — И вы совершенно справедливо усомнились в своем новом друге.

Но главный сюрприз ждал меня впереди. Через два дня я услышал, что во дворец прибыл его превосходительство губернатор Чезены собственной персоной. Решив посмотреть на человека, готового ради мадонны Паолы стать изменником, а заодно попытаться проверить искренность его намерений, тем же вечером я спустился в банкетный зал. Там как раз собирались усаживаться за стол, и небольшая кучка придворных суетилась вокруг рыжеволосого и рыжебородого великана, едва завидев которого я с радостью повернулся бы и безвылазно засел бы у себя в комнате, если бы его по-волчьи хищные и острые глаза уже не заметили меня.

— Черт возьми! — только и выругался он.