— Я уже заказала, — откликнулась она. — Черный хлеб у них кончился, и я решила, что подойдет и белый.
— Отлично. Синтия, насчет этого звонка по поводу процентной ставки…
— Фрэнк продиктовал необходимые изменения, и я все отпечатала, перед тем как он уехал. Долговое обязательство, залог и заключение. Очень любезно со стороны банка, как ты думаешь?
— Да. Как только появится сандвич…
— Сразу же принесу…
— Кто видел Галатье, когда он был здесь?
— Карл предложил свою помощь, но тот отказался. Заявил, что не будет иметь никаких дел с рассыльным.
— Хорошо. Свяжись с ним, пожалуйста.
Минут через десять вошла Синтия, неся сандвич с ветчиной и пивом. Поглощая сандвич и запивая его пивом, я дописал для нее список лиц, которым нужно позвонить — начиная с миссис Джоан Раал, которой следовало сообщить, что мы разделаемся с этим лунатиком Галатье завтра утром, и кончая Луисом Камарго, при обретавшим многоквартирный дом, который был осмотрен инженером-строителем. Инженер звонил, когда я отсутствовал, и сообщил, что бойлер и система электроснабжения находятся в неудовлетворительном состоянии. Я хотел, чтобы Синтия выяснила у Луиса, остается ли в силе намерение купить дом или же он будет настаивать, чтобы сначала за счет продавца был произведен ремонт.
— Это все? — спросила Синтия.
— Да. Через несколько минут я ухожу. Возможно, вернусь, но не уверен.
— Можно будет с тобой связаться?
— Нельзя, — ответил я. — Буду на борту катера.
Солнечные лучи косо падали на водную гладь и, отражаясь от выкрашенных в белый цвет свай и эллингов, слепили глаза. На одной из свай прихорашивался пеликан. Когда он изгибал шею, становился похожим на соусник.
Я обогнул ресторан и зашагал вдоль пришвартованных катеров. «Широкий рог» стоял четвертым в линии кормой к причалу, и на его транце [14]
сверкало название катера. Длиной примерно в сорок пять футов, возможно, лет пятнадцать в эксплуатации. Солидное судно для прибрежных вод — этот «Широкий рог» с голубым деревянным корпусом и белой надстройкой. Я прошел полпути вверх по сходням, остановился не доходя рулевой рубки и позвал:— Мисс Шеллман?
— Кто там? — отозвался девичий голос.
— Мэттью Хоуп, — ответил я. Последовало молчание. Вода плескалась у борта катера. — Я бы хотел поговорить с вами о Майкле Парчейзе. — Опять тишина. На другом берегу бухты в мангровых зарослях пронзительно закричала птица, тут же отозвалась другая, и снова все смолкло. На другом конце причала ловил рыбу мужчина в ярко-красных плавках. На поясе у него висел нож. Я вспомнил о ноже, которым была убита Морин и двое детей и который потом Майкл зашвырнул в воды Мексиканского залива. Я ждал.
— Мэттью Хоуп? — рассеянно проговорила девушка.
— Адвокат доктора Парчейза.
Снова молчание.
— Поднимитесь на борт, — наконец пригласила она. — Я на носовой палубе.
Я поднялся на борт и прошел по узкому проходу мимо рулевой рубки. Лиза Шеллман лежала ничком на надувном матрасе голубого цвета, повернув лицо в левую сторону и закрыв глаза. Мне был виден только ее профиль. Тонкий нос слегка вздернут, полная нижняя губа усыпана бисеринками пота, резко очерченная линия скулы уходит в копну светлых волос. На ней был белый лифчик с расстегнутыми бретельками. Спина коричневого цвета блестела от крема. Мягкая линия подбородка переходила в стройную шею и плечи, а те — в спину, сужавшуюся к талии. Обрезанные джинсы голубого цвета облегали торс, едва прикрывая зад.
— Мисс Шеллман? — осведомился я.
— Можете дальше не продолжать, — проговорила она. Ее глаза были по-прежнему закрыты, а лицо все так же повернуто в профиль. — Доктор Парчейз хочет, чтобы ему вернули катер, правильно?
— Нет. Майкл в беде.
Один глаз приоткрылся. Светло-голубой на темно-синем фоне матраса.
— Что вы подразумеваете под словом «беда»? — спросила она.
— Он в тюрьме.
— За что?
— По обвинению в убийстве.
Она резко села на матрасе, скрестив ноги, лицом ко мне, одной рукой придерживая лифчик. Ее лицо Фрэнк почти наверняка отнес бы к лисьим. Худое и вытянутое, для юных лиц не старше восемнадцати слегка жестковатое. Голубые глаза и длинные светлые ресницы. Курчавые светлые волосы облегали ее голову подобно вязаной шерстяной шапочке. Она молча уставилась на меня.
— Да, — сказал я.
— Кого? Что вы!.. Кого же он мог убить?
— Свою мачеху и ее двух…
— Боже! — воскликнула Лиза и резко встала на ноги. Повернувшись ко мне спиной, она быстро завязала бретельки лифчика, а потом потянулась за кожаной сумочкой коричневого цвета, лежавшей на палубе возле вентилятора по правому борту. Она расстегнула сумочку и стала нервно рыться в ней. У нее тряслись руки, когда она вытаскивала сигарету, подносила ее ко рту и зажигала спичку. Обгорелую спичку она бросила за борт. Вдалеке, к востоку, в бухту энергично входила моторная парусная шлюпка с убранными парусами. Она прошла рядом с носом нашего катера, рассекая воду своим форштевнем.
— Расскажите, что произошло, — попросила Лиза.
— Я уже сказал. Майкл сознался в убийстве…
— Чушь собачья.
— Почему?
— Майкл? Он бы не смог, — заявила она. — Да он и мухи не обидит.
— Вы с ним давно знакомы?