Соня любила свою маму, но они же не подруги… И как‑то не привыкли делиться сокровенным. С папой Соня болтала, но с мамой… нет. Мама вообще была молчаливым, довольно замкнутым человеком. Говорила только о делах. Она держала всех детей на расстоянии. Строгая и справедливая. Никогда никаких уси‑пуси с Соней, с ее сестрой и братиком… А сейчас и подавно, она была занята только одним — помощью папе. Мама — его настоящая соратница.
Да, и куда пропала Марго? — спохватилась Соня.
И тогда девушка сделала то единственное, что могла сделать в данной ситуации. Зашла в Интернет. Набрала в поисковой строке имя Марго… И сразу же, одним из первых, выскочило сообщение об исчезновении писательницы.
«Выходит, правда. Она пропала! — смятенно подумала Соня, глядя в монитор. — И дядя Ваня ее ищет. Значит, точно что‑то случилось… Как же мне всех их жалко. И противно еще. Эта противная взрослая жизнь, где столько всякой гадости, столько несправедливого и странного…»
И Соня опять вспомнила о Дэне. Неужели и у них будет то же самое? А если Дэн встречается сейчас с кем‑то, пока Соня отсутствует?..
Это так больно. И страшно. Что ты любишь, а тебя — нет…
Абсолютная темнота и абсолютная тишина сводили с ума. Мозг, сопротивляясь этому глухому безмолвию, рисовал перед Марго чудесные, яркие картинки, дразнил ее обоняние запахами, которые обычно витают на городских улицах; иногда женщине даже казалось, что она слышит голоса, гудение машин, чириканье птиц…
Но все то было лишь фантазией. Обманом. Марго время от времени усилием воли все же отгоняла от себя наваждение. И она вспоминала, где находится на самом деле. Тогда начинала неистово, до хрипоты кричать, звать на помощь.
Сколько она уже здесь находилась? Час? День? Неделю?
Она сидела связанной, неподвижно, но чувствовала, как силы покидают ее — еще быстрее, чем если бы она, например, испытывала физическую нагрузку.
«Ну вот. Допрыгалась. Меня хотят убить за то, что сочиняю лав стори, а не поднимаю промышленность России, — с тоскливой иронией подумала Марго. — За то, что я — не верная жена и мать, а довольно легкомысленная женщина. И не имеет значения, что жалею о том, что когда‑то избавилась от ребенка. Вот вам правда жизни… Господи, ну какая я чайлдфри… Я просто несчастная женщина, которая новомодными словечками пытается обмануть саму себя. Но об этом дяде Толе не расскажешь. Он не поймет — ни моих душевных переживаний, ни лекций о том, что собой представляет современное книгоиздание… Для него есть только черное и белое. Сама села в его машину… И зачем я не позволила Ване себя проводить до дома!»
Как ни странно, но мысль об Иване дала Марго сил. Она почувствовала, что улыбается.
— Ваня! — произнесла она охрипшим, севшим голосом. — Ваня, ты где? Пожалуйста, помоги мне. Ванечка, миленький, я тебя жду… Мне без тебя очень плохо!
Из темноты вдруг стремительно вышла Анна Сергеевна, мама Марго, и, расправив платье, села на стул напротив. Села именно так, как учила всю жизнь свою дочь — спина прямая, ноги плотно сжаты и чуть в сторону — колени. На них покоятся спокойно скрещенные руки… Поза красивая, непринужденная, женственная и строгая одновременно.
— Мама? Ты как тут оказалась?
— Рита, я тебя не понимаю, — чеканно произнесла Анна Сергеевна. — Что ты привязалась к этому Ивану? Да, он хороший человек. Но он не пара тебе.
— Глупости, — возразила Марго. — Он мне нравится.
— Рита, тебе пятый десяток… Что за капризы? Он мне нравится! — недовольно передразнила мать. — Должна уже головой думать.
— Вот я и думаю. Так приятно делать что нравится. К чему сердце стремится. Это здорово — быть свободной, мама. Я с ним счастлива, знаешь?
— Ну он же необразованный человек, он пару книжек за всю жизнь прочитал…
— Ты опять. Зато у него развились какие‑то другие качества. Каких нет у других людей, пусть даже с двумя, тремя образованиями. Он очень чуткий. Проницательный. Он тонкий, и он… простой. Простой в хорошем смысле, без этих всех вывертов, которыми страдают современные городские дядьки, сдвинувшиеся на своей карьере. Мама, а как здорово, что он совсем не истерик! Ты обращала внимание, что современные мужчины — истеричные, взвинченные какие‑то… И словно играют постоянно. Не живут, а именно играют роль, и часто бездарно. И только Иван — настоящий.
— Он обычный таксист. А ты писательница! — напомнила мать. — Иван тебе завидовать будет. Потому что он никто, а ты — личность.