Злюка

Человек он начитанный, литературно образованный, пишет бойко. В голове полно сюжетов, и поинтересней, чем у Марго. Издательскую кухню он тоже знает — благодаря своей покровительнице. Что делать, куда обратиться, как вести себя с издателями… Без проблем. И главный плюс — он знает людей. Он умеет с ними говорить. И он — мужчина. Молодой, красивый мужчина. Холостой.

Читательницы кипятком писать будут от такого писателя…

А он, Костик, освободится наконец от злюки Марго. И станет тем, кем он должен быть.

* * *

— Ты с ума сошла, — чеканным голосом произнесла мать, сложив руки на груди. — Он тебе не пара.

Ага, понятно. Только что Анна Сергеевна видела в окно, как прощались Марго и Иван внизу, во дворе. Поцелуйчики, объятия… «Дура, засветилась!»

— Мам, мне пятый десяток как-никак, — огрызнулась Марго, раздеваясь в прихожей. — Сама разберусь.

— Я не собираюсь указывать, как тебе жить. Никогда этого не делала и делать не стану. Просто хочу сказать, как это все смешно и жалко выглядит со стороны.

Надо было промолчать или придумать очередную ложь из серии — «это был просто дружеский поцелуй, нас с Иваном ничего не связывает!», но в этот раз Марго не сдержалась:

— Почему смешно? Почему жалко?

— Потому что кто ты и кто он. Интеллектуалка, столичная писательница. И он — слабоумный таксист. Какая-то «Дневная красавица» получается. Извращение.

— Он не слабоумный. У него просто дислексия. А это не психическое отклонение. Ты знаешь, у скольких известных людей была дислексия?

— Он таксист. Шоферюга! Он никогда не сможет прочитать твои книги! — мрачно произнесла Анна Сергеевна.

— Здрасти… Ни один нормальный мужик и не должен читать дамские романы. И потом, можно не читать, а слушать. Аудиокниги есть… — фыркнула Марго, проходя в гостиную. Там, под абажуром, сидела бабушка — Калерия Аркадьевна, как раз погруженная в чтение очередного романа — с целующейся парочкой на обложке. Доброе, умиротворенное лицо, очки на цепочке… При виде дочери и внучки, услышав их громкие голоса, бабушка вздрогнула, насторожилась:

— Все в порядке?

— Мама, Ритка с таксистом встречается.

— С каким таксистом? — испугалась бабушка.

— С Ванькой Столяровым. Младшим братом Максима… Максим ей не достался, вот она в Ваню вцепилась.

— Ваня хороший, но он тебе не пара, Рита, — согласилась Калерия Аркадьевна. С явным сожалением отложила книгу.

— Барбара Картленд, — вслух прочитала Рита имя автора на обложке. — Какая гадость… Ты бы хоть раз мои романы попробовала прочитать! Что толку Ваню обвинять.

Бабушка помялась, вздохнула:

— Я не могу. Сколько раз начинала, но… У тебя как-то все… не так, как я привыкла… Ты не обижайся, но я вообще не могу наших, отечественных авторов осилить, — подумав, осторожно добавила Калерия Аркадьевна.

— Ну хотя бы из уважения ко мне! — со злостью произнесла Марго. — Обидно же. Хоть бы один мой роман прочитала. Мама меня за идиотку принимает, ты меня, бабуля, за писателя не считаешь… Какую угодно макулатуру готова слопать, а книги своей единственной внучки ты отвергаешь. Не то, видите ли. Да вы меня обе терпеть не можете… вы… вы меня ненавидите!

Марго, сколько она себя помнила, всегда старательно уходила от конфликтов с близкими, особенно с матерью. Знала, что ничем хорошим это не может кончиться — разругаются в пух и прах. Проще было сбежать от них — что, собственно, Марго и сделала в юности. И сейчас надо было промолчать, уйти от ссоры, но, видимо, слова матери о Ване оказались последней каплей. Или роман Картленд в руках бабушки?.. Или все вместе.

— Что ты такое говоришь? — каменным голосом отчеканила Анна Сергеевна, глядя в глаза дочери. — Совести у тебя нет, вот что. После всего того, что мы, что я лично для тебя сделала…

Надо было молчать. Надо, надо! Нет смысла вспоминать прошлое… Если и стоило затевать разговор начистоту с матерью и бабушкой Лерой, то тогда, двадцать лет назад. А сейчас делать это бесполезно. Что толку скандалить с матерью, которой в этом году должно исполниться шестьдесят лет, и с семидесятисемилетней бабушкой… Девочка Рита уже выросла. Самой пятый десяток пошел, уничижительно напомнила себе Марго. По-хорошему, надо было забыть все и простить.

Но мысль о том, что мама с бабушкой никогда, никогда так и не узнают, что она, Марго, испытывала когда-то, сидела занозой в голове. («Если начать вытаскивать занозу — умереть можно. А жить с этим… А жить с этим тоже нельзя. Ведь не забуду, никогда не забуду!»)

— Мама, бабушка. Давайте поговорим. — Марго села в кресло посреди гостиной. — Давайте в первый раз поговорим по душам, а?

— Давай, — раздувая ноздри, согласилась Анна Сергеевна и опустилась в кресло напротив. — Ты, Рита, я чувствую, нам с мамой хочешь гамбургский счет предъявить. Ну давай, предъявляй.

Калерия Аркадьевна молча, со страхом смотрела на внучку.

— Я несчастна, — мрачно произнесла Марго. — Я несчастна с самого детства. И до сих пор. Так и не прошло, знаете… Я, наверное, несчастна навсегда.

— Ты несчастна, а виноваты мы? Именно об этом ты хочешь поговорить? — спросила Анна Сергеевна.