Зло

— У него угадаешь, — мрачно ответил Смолин. Сел к столу, взял кружку пива. — Это они тебя распрягли?

Ельцов засмеялся. Он поймал тяжелый взгляд Ускова. Тот тянул пиво и смотрел на него злыми, скошенными к мясистому носу глазами.

«Наверняка колеса глотает», — подумал Ельцов.

Этот человек вызывал в нем неосознанное чувство брезгливости. Его ужимки, блатная феня, нож-выкидуха, которым он пугал пацанов, рассказы о лагерных подвигах напоминали плохой кинофильм об уголовниках.

Усков допил пиво, со стуком поставил кружку на стол.

— За водкой послал? — Он через стол наклонился к Ельцову.

— А тебе какое дело?

— Тише, сука, когда я говорю, — знаменитый нож-выкидуха повис над столом, — я тебя запороть могу.

Ельцов схватил его за руку, сжал, увидел, как побледнело от боли лицо Ускова. Весь стол с интересом следил за развитием конфликта. Нож с грохотом упал на стол.

— Пусти, пусти… — прохрипел Усков.

Ельцов разжал руку и оттолкнул его.

— Куда лезешь, приблатненный? Не хочу ребятам кайф ломать, а то я тебя бы…

Но тут принесли водку. Ельцов посмотрел в сторону стола, за которым сидел Золотой. Тот остался один.

— Ребята, мне с человеком парой слов перекинуться надо.

Он встал и подошел к столу.

— Добрый день.

— Добрый.

За столом сидел человек с чеканным худым лицом, светлыми волосами, расчесанными на пробор. Типичная прическа московских пижонов пятидесятых годов. На нем был легкий серый пиджак и голубая рубашка на трех пуговицах, на пальце левой руки перстень с агатовой печаткой.

— Хотите сыграть? — улыбнулся Золотой.

— Да нет, я к вам с приветом от Петро.

Золотой прищурился, достал из кармана зеленую пачку венгерских сигарет «Кошут», закурил.

— Садись.

Ельцов сел.

— Значит, ты — Юра Боксер.

— А почему Боксер?

— Такая у тебя теперь кликуха, одна на всю жизнь. Я маляву от Петро получил. Ты пришел на зону честным фраером, жил по закону и откинулся, как настоящий бродяга. Мои кенты к тебе со всем уважением. Выпьешь?

— Не хочу ханку жрать.

— А зачем ханку? Мы с тобой хорошего пива выпьем. Хочешь чешского?

— Конечно.

— Вот и поладили. — Золотой щелкнул пальцами.

Подскочил официант.

— Что прикажете?

— Пива чешского. Какое сегодня есть?

— «Праздрой» свежий.

— Давай «Праздрой» и воблы штуки четыре разделай.

— Сделаем в лучшем виде.

— Вот значит как, — засмеялся Ельцов, — а я думал, компания здесь все держит.

— Они держат то, что им дают, — спокойно ответил Золотой. — Прописался?

— Да.

— Работа?

— Порядок.

— Где, если не секрет?

— Да какой же от кента Петро секрет может быть. В спортивной школе «Боевые перчатки» тренером.

— Хорошее дело.

Официант приволок пиво и воблу. Пена в кружках стояла, словно ватная.

— Ну за тех, кто там! — Золотой наполовину осушил кружку. — Тебе, Боксер, Петро говорил, что со мной, как с врачом-венерологом, надо правду говорить?

— Предупреждал.

— Тогда говори, что надо.

— Я, Золотой, тебе привет принес еще от одного кента.

Золотой молчал, вопросов не задавал, ждал, когда Ельцов сам скажет.

— От Махаона я с приветом. Просил пожелать тебе долгих лет и фарта.

Лицо Золотого стало каменным, он спокойно и холодно смотрел на Ельцова. Юра выдержал его взгляд, не отвел глаза. Он не боялся Золотого, мог убить его одним ударом правой, а все блатные примочки он выучил еще в Бутырке, когда сидел под следствием.

— Где же ты, Боксер, нашел Махаона? Что-то понтишь ты. Не с той масти ходить начал.

— Я, конечно, по блатной жизни не в таком авторитете, как ты, Золотой, но на понт никого не беру и фуфель не втюхиваю. Вот… — Ельцов достал из кармана листок. — Тебе малява от Махаона.

Золотой взял бумажку. Недоверчиво, с опаской. Прочел, усмехнулся.

— Значит, партизанит кент. А мне говорили, что он вместе с Жорой Ереванским деревянный бушлат надел. Значит, туфта?

— Вроде того.

— Махаон пишет, что ты мне все на словах передашь. Тогда пошли отсюда. Здесь мусорская помойка. Ссученых много. Ты с ребятами, — он кивнул головой в сторону стола, где сидела компания во главе с Валькой Голубевым, — кентуешься?

— Дружим.

— Они люди правильные, живут по своему закону, к нам не лезут. Пошли.

Золотой встал.

— Подожди, я с ребятами попрощаюсь.

Юра подошел к столу.

— Счастливо погулять, пацаны. Дело у меня, уйти надо.

— Жаль, что уходишь, — сказал Голубев, — а то посидели бы неплохо.

— Скоро увидимся. — Юрий махнул рукой и пошел к выходу, догоняя Золотого.

Они вышли из бара на улицу, залитую солнцем. Золотой оглянулся, не потерялся ли его новый знакомец, и зашагал к Столешникову, у мехового ателье свернул во двор. Здесь среди старых трехэтажных домов росли чудом уцелевшие деревья и кусты акации. Под развесистым дубом стояла одинокая лавочка. Здесь пили, прятались от жен, играли в железку. Здесь коротали время перед открытием «Ямы», сюда шли, когда она закрывалась.

Золотой сел на лавку, достал пачку «Филип Моррис», протянул Ельцову.

— Угощайся.

Юра взял сигарету, посмотрел на двойной угольный фильтр. Такие продаются только в «Березке» на сертификаты серии «Д». Пижоном оказался известный московский вор. Большим пижоном.