Зло

В нижнем баре все столики были заняты, и у стойки плечом к плечу стояли веселые современники. Две барменши еле успевали наливать страждущим.

Юра увидел, что за одним столиком сидит Женька Баталов со знакомыми ребятами, а у входа в бильярдную, опершись на кий, курили два его приятеля, Гарик и Миша, ребята крепкие и решительные.

И троицу эту он сразу увидел: они стояли с бокалами в руках, прислонясь спиной к стойке бара. Трикотажные рубашки обтягивали могучие плечи, на кистях рук болтались японские часы на тяжелых браслетах. На лицах — презрительная скука ко всем этим шумящим и суетящимся фраерам.

За одним из столиков сидела шумная компания крепких ребят, похожих на каскадеров. Один из них встал, подошел к стойке.

— Нам еще четыре коктейля, не крепких.

— Молодцы каскадеры, — улыбнулась барменша, — бережете себя.

— А как же, — развел руками каскадер, — завтра работать.

И тут троица бомбардиров увидела Ельцова, стоявшего у входа в бар. Они переглянулись и оторвали спины от стойки.

В это время каскадер взял два коктейля и хотел отнести их к столу. Один из бойцов, в салатовой трикотажной рубашке с вышитым над кармашком крокодилом, задел его плечом, и бокалы полетели на пол.

— Ты что делаешь, козел? — Каскадер схватил его за рубашку, рванул на себя.

Боец, не раздумывая, ударил его, но каскадер ушел, кулак просвистел мимо, и он ответил мощным ударом по корпусу. Боец охнул, сложился пополам и осел у стойки. Двое его подельников бросились на каскадера, но тут подоспели его друзья.

Драка была стремительной и резкой. Через несколько минут бойцов выкинули в вестибюль, и тут, как в сказке, появилась милиция: лейтенант и два сержанта. Через десять минут порядок был восстановлен, и все участники конфликта отправились в отделение.

Ельцов, Анохин и Толик с изумлением наблюдали эту батальную сцену.

К ним подошли Женька Баталов, Рубенчик и Вася-маркер.

— Вот неожиданный кульбит, — засмеялся Женька, — без нас обошлись.

— Судьба, — улыбнулся Ельцов, — но все равно, ребята, спасибо вам. Не знаю, что бы я без вас делал.

— Да брось ты.

— Нас дамы ждут, — сказал Анохин, — волнуются сильно.

Войдя в ресторан, они увидели, что за их столом сидит вездесущий Вовчик.

— Я дам охранял, — улыбнулся он. — Как дела?

— А никак, — ответил Анохин, — противники не успели выдвинуться в нашу сторону, связались с командой каскадеров, получили прилично и попали в ментовку.

— Как в ментовку? — обрадовалась Женька.

— А очень просто, — Юра сел рядом с Наташей, — впервые доблестные работники правопорядка очутились вовремя в нужном месте.

— Лейтенант и два сержанта? — уточнил всезнающий Вовчик.

— А ты откуда знаешь? — удивился Толик-музыкант.

— Они в кафе ужинали, там же вечером все восемьдесят восьмое хавает.

— Во блин, — Анохин закурил. — Наконец и нам пошла.

А к ним подошли ребята из бара, сдвинули столы, и начался веселый загул. Официантка не успевала менять бутылки.

Толик пошел на эстраду к пианино и спел несколько песен.

А потом начали гасить свет.

К столу подошла администратор, красивая блондинка в очках, придававших ей особую пикантность, и сказала:

— Дорогие мои, пора, закрываем.

Всем было жаль расставаться, тем более вечер так удачно сложился. Поэтому забрали закуску и выпивку и всей компанией поехали к Женьке.

Ах, эти шумные, прокуренные, добрые московские пирушки! Стол, накрытый из ничего, веселый треп, жаркие споры об искусстве. Сумбурные, спонтанные, именно они являются неотъемлемой частью столичной жизни восьмидесятых годов.

В разгар веселья к Юре подошел Вовчик.

— Дело есть, Юра.

— На сорок тысяч? — засмеялся Ельцов

— Шутишь все, а я серьезно.

— Ты — серьезно? Это не твое амплуа, Вовчик.

— Пойдем поговорим… Вы, Наташа, надеюсь извините, что я увожу вашего друга?

— Только ненадолго, — засмеялась Наташа, — а то я соскучусь.

— Не успеете.

Они вышли в коридор, закурили. Из комнаты доносились веселые голоса и шум.

— Юра!… — Вовчик вдруг стал необыкновенно серьезным. Таким его Ельцов видел впервые. Он привык встречать этого невысокого человека с круглым брюшком во всевозможных компаниях, в ресторанах, на премьерах и вернисажах.

Кем был этот человек на самом деле, не знал никто. Биография его была запутана, как лабиринт Минотавра. Юра знал, что он приехал в Москву из Киева, работал на студии документальных фильмов ассистентом звукооператора. Потом уехал на «Казахфильм», снова объявился в Москве, писал сценарии, которые никто не ставил. Жил по знакомым, зарабатывал торговлей картинами по мелочи. Но в денежном отношении всегда был честен и халявщиком по Москве не слыл.

— Юра, — повторил Вовчик, — ты знаешь Шорина?

— Погоди… Тот, который с моей Ленкой крутит?

— Да. Ты знаешь, кто он такой?

— Говорили, что из Совмина.

— Считай, что так. Он у Матвея Кузьмича правая рука.

— Серьезный мужик.

— Так вот, этот серьезный мужик попросил меня подагентурить тебя.

— Этот как, Вовчик?

— А очень просто. Крутиться с тобой и обо всем ему докладывать.

— Зачем?

— Не знаю, но сам понимаешь, разговор этот между нами.

— Он тебе деньги предлагал, Вовчик?

— Да нет. Ты, наверно, слышал, что я из Киева приехал?

— Да.