Зло из глубины веков

Ну ладно, иди. А я собираюсь Ольгу проведать. Как у неё, интересно, получается брата своего приобщать к нашей жизни? А то Аллочка ведь не переживёт, когда той придётся его, как это у кровавых говорят, замочить, – в голосе Кэт появилась издёвка.

– 

Она с тобой?

– 

Нет, она что-то не хочет.

– 

К своему Русику – и не хочет? – усмехнулся Степан.

– 

Наверное, желает заставить его подольше поскучать.

– 

Ну-ну, – буркнул Степан, разворачиваясь к входной двери. – Что ж, пойди, проведай. Я тоже уже пойду.

– 

Счастливо, – Кэт помахала ему вслед рукой, и не вставая со своего места, чтоб его проводить.

Через минуту входная дверь квартиры захлопнулась за спиной у предводителя их общины.

· · ·

Пылавшие на стенах подземелья Убыра факелы своим ярким пламенем с жадно лижущими их чёрные макушки огненными языками хорошо освещали заваленные сокровищами подземные покои упырского Повелителя. Высочайший, как всегда абсолютно не отбрасывая тени, сидел на своём, заваленном подушками, диване, развалившись и совсем не глядя на только что вошедшего к нему Степана, и чем-то лакомился из золотой пиалы такой же золотой ложкой. Глава общины упырей неловко переминался с ноги на ногу у стены, не решаясь своего господина потревожить и отчасти даже радуясь, что тот никак не реагировал на его появление. Последнее давало надежду, что Повелитель не был зол. Однако, такая реакция хозяина подземелья на появление слуги была обманчива. Едва только тот посмел сделать крошечный шаг к своему господину, Убыр сразу же поднял на него тяжёлый взгляд и рявкнул, иначе не скажешь, так громко, что огонь многочисленных факелов вокруг беспокойно заметался из стороны в сторону:

– 

Почему я так долго тебя звал?!

– 

Повелитель… – хотел было что-то сказать в своё оправдание Степан, да только его господин даже не стал его слушать.

– 

Молчи, когда я говорю, или я скормлю твой поганый язык Лоцру!

Испуганный и растерянный Степан втянул голову в плечи.

– 

Почему ты так долго не приходил?! – продолжал греметь в подземелье голос Убыра. – И даже не отзывался?!

С последними словами в руках у Убыра неожиданно непонятно откуда появился большой и страшный, ослепительный и пышущий жаром огненный хлыст, увидев который Степан сжался от ужаса. Ибо появление в те мгновения в руках у Высочайшего ужасающего одним только своим видом огненного оружия означало, что сейчас Степану придётся, как это было до этого уже не раз, терпеть нестерпимую боль от его адски мучительных ударов.

Боли, что несли в себе удары огненной плети Повелителя, Степан боялся больше всего на свете. Каждое их обжигающее «прилипание» к телу было настолько тяжким, что было впору согласиться умереть, лишь бы не испытывать на себе следующего за ним.

– 

Повелитель! – еле шевеля онемевшим от страха языком, воскликнул Степан, однако жуткая огненная плеть уже неслась к его плечам и спине, и через миг грот заполнился воплями обезумевшего от боли Степана.

– 

Прости-и-те, о Повели-ите-ель! – в мучениях взмолился Степан, но раскалённый хлыст снова и снова «прилипал» к его спине, шее, плечам…

Было совершенно непонятно, что могло Высочайшего так рассердить, ведь такое бывало и раньше, когда Степан не слышал его зова и потому не вовремя на последний являлся. Едва соображая от мучительной боли, Степан недоумевал: за что?! Однако, Повелителю было не возразить…

Когда, наконец, гнев последнего иссяк, одежды на Степане практически не осталось. Догорали лишь оставшиеся от неё жалкие лохмотья. Разрывы и ожоги на коже от огненного хлыста Убыра были ужасны. И при этом те страшные обугленные раны затягивались так медленно, что это было совершенно незаметно для глаз. Для упыря, особенно такого «возраста», какого был Степан, это было странно, очень странно, если не брать в расчёт того, чем были эти раны нанесены. Судя по всему, его ждало довольно долгое, по меркам упыря, их «зализывание», точнее «залёживание», – отлёживаться после такого ему предстояло не меньше недели.

– 

Теперь слушай, зачем я тебя позвал, – голос Повелителя, из рук которого уже куда-то исчез его огненный хлыст, зазвучал уже не так громко и зло, с каждым следующим мгновением становясь всё более спокойным и холодным.

– 

Да, мой Повелитель, – кривясь от боли, Степан склонился в глубоком почтительном поклоне.

– 

Ты должен кое-что для меня сделать.

– 

Я Ваш раб, о Повелитель, и выполню любую Вашу волю!

– 

Слушай, – голос Убыра зазвучал нетерпеливо. – Вначале я расскажу тебе кое-о-чём, чего ты раньше обо мне не знал.

– 

О, Повелитель… – попытался было ещё что-то сказать Степан, но тут же смолк, увидев, как сдвинулись, хмурясь от нетерпения, брови его господина.

И последний продолжал:

– 

Вот уже семнадцать лет в снах своих я вижу, что где-то среди кровавых родилась и живёт та, которой суждено стать моей спутницей на всю мою вечную жизнь. Мне предсказывала это ещё моя мать, и, наконец, время, которого я жду уже много веков, настало. Ей исполнилось семнадцать, и я могу…

–